Я не вижу твоего лица

Милана ушла, сбежала. С мрачным удовлетворением я отметила, что шаги её звучали уже не так уверено, скорее торопливо, испугано.

Я повалилась на кровать и заревела. Отчего-то мне стало жаль продуктов. Они, купленные в ближайшем супермаркете, были ни в чём не виноваты.

- Может тебе укол успокоительный сделать?- услышала я над собой голос медсестры, спокойный, полный искреннего участия,

Почувствовав чужое внимание, я, коря себя за слабость, словно ребёнок, разревелась ещё громче.

Мягкие полные руки скользили по моей спине, по волосам, голос звучал спокойно, устало.

- Такая вот она - наша профессия, - говорила медсестра. – От нас требуют не только выполнения своих обязанностей, но ещё и какой-то преданности работодателю. Словно мы присягали на верность. На тебя кричит больной, а ты  улыбайся, тебя бьют, а ты терпи, ведь больной пожаловаться может, к главному врачу вопросы появятся. А зачем ему на лишние вопросы отвечать? Всем угождаем и начальству, и больному, молчим, в себе обиду держим, срываемся  дома на самых близких, болезни профессиональные хватаем пачками. А когда становимся ненужны, нас как использованный презерватив выбрасывают.

- У вас – медиков, нервы железными должны быть, - вмешалась одна из старушек. – Вы же с людьми работаете, свет несёте!  Вы- представители святой профессии.

Рука медсестры остановилась на моём затылке, стала твёрже, потом и вовсе убралась.

-  Откуда им взяться, железным нервам-то?- строго спросила она. – Я – обычная женщина, как вы, как ваша соседка, с такой же нервной системой, у меня тоже и зубы болят, и суставы, и давление подскакивает. Так  почему вот вас, например, никто на прочность не испытывает, а меня каждый день? А профессия у меня не святая, а самая обыкновенная, которую, как и любую другую надо уважать, а не втаптывать в грязь и ждать, что мы - носящие белый халат из этой грязи встанем с блаженной улыбочкой и, получив по одной щеке, с радостью подставим другую. 

- Но вы же знали, на что шли?- прокряхтела другая старушка. – Вы сами виноваты, к больному никакого сочувствия, грубите, кричите.

- Шла лечить, - сестра рассвирепела, встала с края кровати, на котором сидела, даже ногой от возмущения притопнула. – Выполнять свои обязанности шла, а не утираться плевками, летящими со всех сторон и со стороны больных, и со стороны начальства. А кричим, оттого, что сил больше нет, за гроши чуть ли не тройную ставку делаешь, на износ работаешь, а к тебе с придирками, с замечаниями идут, учат, как уколы делать, как руки мыть. Вот, к примеру, девочка эта, по вашему, сама виновата, что её какой-то урод  избил? 

Медсестра вышла, дверью не хлопнула, конечно, но закрыла её так, что всем сразу стало ясно - обиделась.

Через  несколько минут женщина вернулась, чтобы сделать мне укол. 

* * *

- Ну и видок у тебя, краше в гроб кладут! – без обиняков возвестила Маринка. – Слушай, у меня тётка сейчас без работы сидит. Предложу ей за тобой поухаживать, не за бесплатно, разумеется, но ей сейчас любые деньги нужны. Я заплачу, а ты отдашь, когда сможешь.

Маринка – моя бывшая однокурсница, просто девчонка, смешливая, но довольно амбициозная.  Почему-то ей казалось, что она и только она совершит революцию в медицине, в частности, в массаже. И вот теперь, эта девушка, круглая отличница, обладательница красного диплома, холодная и высокомерная гордячка явилась ко мне, словно ангел спасения.

Мы не были с ней ни подругами, ни приятельницами. Марина жила в городе, уходила после пар домой, наши общежитские дела её не волновали. Но бывшая однокурсница меня узнала, и судя по голосу, была рада меня видеть. Да и у меня в груди растеклось приятное тепло. Голос Марины напоминал о беззаботных студенческих днях, весёлых, немного дурных, лёгких, самых счастливых.

- А я в этой больничке работаю, вот, пришла массаж живота тебе делать и профилактику пролежней.

Повязка, плотно закрывающая глаза мешала видеть однокурсницу. Какой она стала? Всё так же заплетает длинные косы? Перекрасила ли волосы, как хотела когда-то?

- Ты всё такая же белая?- спросила я, глупо улыбаясь. Маринка- кусочек той счастливой жизни, лучик из солнечного рая, который я безвозвратно покинула.

- Разумеется, - задорно расхохоталась девчонка. – Альбинизм не лечится. Всё такая же белобрысая, бледнокожая и красноглазая. Но, судя по тому, как в последнее время народ тащится по вампирам, я в тренде.

Руки Марины ловко работали над моим животом, напоминая о практических занятиях в колледже, когда мы отрабатывали массажные приёмы друг на друге. 

- При массаже живота больной не должен сдерживать газы, - говорил преподаватель, расхаживая между, поставленных в ряд кушеток.

И тогда, Сонька запела. А потом, эту песенку подхватила вся группа. Подруга переделала песню «Арии», и эта переделка с начала звучала на уроке, а потом и на выпускном, когда мы, по древней традиции колледжа,  давали концерт в благодарность учившим нас преподавателям.

- Дай газу, чтобы пахло!

Дай газу, чтобы знали,

Как делать дело, чтоб больше не болело,

Дай газу!

- Ну и как, нашёлся любитель вампиров? – спросила я Маринку.