Я не вижу твоего лица

А я, чувствуя своё превосходство, среди них королём ходил, пивом бедных друзей угощал. И тут появляется чувак один – местная знаменитость, тамада самый лучший в городе и   предлагает моим одноклассничкам группу создать. Те соглашаются. И вот теперь, они поют в баре. С начала, конечно, то, что публика закажет, Круга там, или что-то из репертуара Лесоповала, а когда уж все напьются, начинают играть своё. И это, скажу я вам, милые дамы, истинный кайф. 

- И теперь ты им завидуешь? – спросила я, но видимо не столь кокетливо, как Марина, так как Славик не удостоил мою реплику ни каплей своего внимания, словно меня и вовсе не было. 

Да уж, бедный- бедный Славик, ожидал невесту, хотел с ней все дни и ночи проводить, а тут я хвостом хожу, идиллию конфетно-букетного периода нарушаю. Кстати, будущая Маринкина свекровь, вопреки заверениям подруги, тоже  моему появлению не обрадовалась. Плату потребовала за месяц вперёд, проводила в самую дальнюю комнату, а уходя заявила:

- Кормить со своего стола я тебя не буду, ты мне не родня. Вон, напротив дома магазин есть, там продукты покупай и вари себе на общей кухне для туристов. Да и не мотайся за молодыми, как  хвост за кобылой, не до тебя им сейчас.

Но я моталась. А что ещё прикажете делать? В душном номере сидеть? Хотя, признаться честно, за три дня моего пребывания в Пятигорске, меня порядком достали поцелуйчики Маринки и Славика на каждом шагу, их дурашливое воркование,  молчание, понятное лишь им одним.  А ещё бесили постоянные спуски и подъёмы, лесенки, мосточки, дороги под уклон. В этом городе, расположенном на пяти горах,  прямых дорог просто не было.

Спотыкаясь об очередной бордюр, я с тоской вспоминала те счастливые двое суток, когда мы  с Маринкой мчались в поезде. Запах растворимого супа и пива, болтовня пассажиров, свисающие с верхних полок чьи-то ноги, чай в пакетике, зелёный пупырчатый огурец, санитарные зоны, очереди в туалет, тряска и лязг вагонов, нервные проводницы, остановки на станциях. Мороженное тает, и его нужно поскорее съесть, поезд растянулся зелёной змеёй, отдыхает, ждёт, когда вновь отправится в путь. Чемоданы на колёсах гремят по асфальту, старушки продают ягоды, рыбу, пирожки. Хочется горячей пищи, надоела растворимая лапша, и мы берём картошку в мундире и жаренную рыбу в Котельниках.

И вновь вагон, вновь за окном проносятся поля, деревеньки и лесопосадки. Рыжеет закат, льётся в форточку вкусный, напоенный свободой воздух, мы едим картошку, ковыряемся в рыбе, выуживая кости, разумеется, на ощупь.

- Две слепые дуры рыбкой решили полакомиться, - ворчит Маринка. – Да в этом леще больше костей, чем мяса.

- По-моему, это окунь, - смеюсь я.

- Плевать! – сердится подруга. – Это  издевательство! А если сейчас кость в горло вопьётся, что тогда?

Мы уселись за столик, сделали заказ. Такими темпами я и вовсе без денег останусь. Пора завязывать со злачными местами. Это Маринка к жениху приехала, а я – на одинокое существование в подвешенном состоянии. Да и права Славкина мамаша, хватит влюблённым глаза мозолить.

Стук вилок и ложек, запах мяса и алкоголя,  оживленные разговоры, перебор гитарных струн.  Славик, как самый зрячий из нас принялся читать меню.

- Вот ты говоришь, что я завидую, - Маринкин жених хлопнул книжицей о поверхность стола, обиженно так хлопнул, выражая этим хлопком всё своё раздражение на такую непонятливую меня. Ещё бы, приперлась без приглашения, не даю с невестой наедине побыть. Даже самой от себя противно стало, противно и досадно до слёз. Нигде для меня нет места. А может, сразу в петлю. И ведь никто обо мне не поплачет, никто горевать по поводу моей смерти не станет. 

- Да, чёрт возьми, завидую! Сейчас услышишь, какой это драйв, какая энергия со сцены попрёт. А я что? Каждый божий день тру чьи-то потные спины, волосатые ноги, нюхаю зловонные подмышки. И не дай Господь напарнику заболеть! Его работу тут же мне пихают, и спин, ног и подмышек становится в два раза больше, а зарплата всё та же.  И каждый, кто на массаж приходит, считает своим долгом мне указания дать, как его тело массировать, словно я не специалист, а грёбаный раб.  И  страшно порой становится, ведь жизнь проходит, а ты как тёр ноги, как собирал своими руками чужой пот и грязь, так и будешь тереть. Ты- пленник своей слепоты, пленник своей профессии. Ведь если зрячему надоест, он. Если не придурок, уйдёт, займётся чем-то другим.

- Да понимаю я всё. - ответила и сама же отругала себя за блеющие нотки в голосе. Робею я перед этим Славиком, хамоватым, напористым, резким. Робею и завишу от его расположения. Ведь стоит ему захотеть, так окажусь я на улице со своей спортивной сумкой. И куда пойду?

- Ну и не хрен тогда смеяться над тем, что я своим одноклассникам завидую! У самой-то дела не лучше обстоят. Какой ты теперь массажист  со своей отслойкой? Нет у нас, девки, никакой альтернативы.

- Есть, очень хорошая альтернатива, - призывно мурлыкнула Маринка. – Я буду сидеть дома, рожать детей и готовить борщи своему зайчику.

И вновь чмокание, хихиканье, шепотки. И вновь я лишняя, ненужная, чужая.