Я не вижу твоего лица

Грянула музыка, первые аккорды показались смутно-знакомыми, полилась мелодия, навевающая нечто давно-забытое, запертое в самом дальнем и тёмном чулане сознания, нечто до мурашек приятное, но на данный момент – опасное. Мозг подавал странные сигналы, подсказывал что-то, предупреждал. Да что же это? Почему так ретиво забилось сердце, а в животе скрутился противный комок смутной тревоги. Одна часть меня хотела сбежать, куда угодно, в дом Славика, в лес, на край вселенной, другая же – хотела, чтобы её заметили, нашли, узнали в толпе жующих и пьющих лиц.

Этот  голос я бы узнала из тысячи голосов, мягкий, как сливочное масло, ворсистый, как шерсть кошки, тёплый, будто лучи майского солнца.  Как же я желала его услышать, мечтала, представляла и тут же, стыдясь собственных мыслей прогоняла картинку нашей встречи из головы, сворачивала в рулон и прятала в самый тёмный закоулок. Как боялась услышать его, зная, что Давид не простил, ведь такое не прощается. Что он сделает, если всё же увидит меня здесь? Окатит ледяным молчаливым призрением, выскажет всё, что думает обо мне и моём поступке, высмеет? В любом случае, никаких нежностей и признаний в любви не будет. Да и к чему это ему? Небось, давно женат, обзавёлся детишками, доволен, самодостаточен. А я – просто досадный эпизод. Сиди, Алёна, цеди своё горькое пиво, слушай песню, завидуй Маринкиному счастью.

- В городе, где нет прямых дорог,
Он невыносимо одинок.
Он устал, но не окончен путь,
Он мечтает просто отдохнуть.
Все вокруг гуляют в цветнике,
Или зависают в кабаке.
Он же, голоден и зноем пьян,
Грязная одежда, пуст карман,

- Давид пел песню, на стихи, которые я ему когда-то показала.

В голове воцарилась пёстрая мешанина из мыслей, ощущений, желаний, сомнений и страхов. Что он чувствует, когда поёт этот текст? Вспоминает ли ту комнату в общежитии? Спокойно, Алёнка. Спокойно! Это всего лишь человек выступающий на сцене, чужой, незнакомый. Подумаешь, поёт сочиненную тобой песню? Сейчас ты послушаешь, допьёшь своё пиво, доешь шашлык и уйдёшь в след за Маринкой и её женихом. Ничего после этого выступление не произойдёт, не поменяется. И слава богу, что не поменяется, ведь все перемены в твоей дурацкой жизни ни к чему хорошему не приводят.

- Эй, Остап, счастье не в бриллиантах,
Эй, Остап, счастье не в деньгах.
Кто-то должен быть с тобою рядом,
Чтобы ты  резвился в облаках.

Я невольно поморщилась. Слова припева были написаны не мной, кто-то другой постарался. Припев  показался мне слишком пошлым, каким-то тяжеловесным для восприятия, не подходящим ни к куплетам, ни к самому герою. Причём тут облака? И зачем Остапу Бендеру на них резвиться? Да и что за слово такое? Едкое, царапающее, шершавое. Кто у них в группе такой гений? Давид что ли сочинил? Размышления над текстом песни отодвинули накатившую тревогу. Не дали ей перерасти в  беспричинную панику. 

-  Но когда герой наш унывал?
Вот спешит он к озеру Провал.
Где у входа в тёмный мрачный грот,
Он с туристов деньги соберёт,
Чтоб пуститься в путь очередной,
За чудесным кладом, за мечтой.

Шквал аплодисментов, свист, ликование и вот, уже новая песня звучит со сцены. Голос Давида обволакивает, ласкает, уносит, подобно тёплой волне. Мурашки по коже, замирает сердце, кружится одурманенная голова. Неважно, сейчас ничего не важно, лишь этот голос, эта музыка. Его пальцы, должно быть, осторожно касаются струн. А женское тело он тоже гладит с осторожностью? Со мной он был всегда нежен, словно боялся ранить, причинить боль. И эта его нежность обезоруживала, заставляла сдаваться без боя, подчиняла, делала послушной и податливой.  Я помню, я всё помню, чёрные пряди волос, смуглое тело в серой дымке льющегося из окна зимнего рассвета, оранжевый абажур, блины- золотистые солнышки, чай с горными травами,  обжигающее тепло больших ладоней.

- Мы потанцуем! – крикнула мне в ухо Маринка. – Не теряй нас.

Сладкая парочка исчезла в толпе топчущихся у своих столиков людей. Красные мелкие огонёчки скользили по телам, по столам, по полу. Лирическая мелодия, песня о любви и разлуке, острое, до боли, до слабости, до отчаяния ощущение собственного одиночества. Уйти бы, запереться в комнате, уткнуться носом в подушку, чтобы в сласть пореветь, пожалеть себя, раз уж никто не жалеет. Но куда уйдёшь? Город незнакомый, дороги неровные, то вверх, то вниз, да ещё и стемнело. Сиди, Алёнка- неумеха, любуйся на чужое счастье, знать, судьба твоя такая.

- Сиди тихо, - голос в самое ухо, властный, неприятный, не предвещающий ничего хорошего. – Смотри вперёд, куколка.