Я не вижу твоего лица

Крепкий запах водки бьёт в нос, дыхание щекочет кожу на шее. Замираю, чувствую, как по венам течёт холодный страх, как поднимаются волосы на затылке, как немеют руки и ноги.

- Что вам нужно, - сипло выдавливаю из себя, пытаясь повернуться лицом к неприятному типу.

- Сиди тихо, сказал, - голос становится грубее, рука тяжело ложится на плечо, невольно ёжусь от страха и отвращения. Хочу сказать, что это какая-то ошибка, что у меня ничего нет, и грабить меня бессмысленно. Но язык раздувается от ужаса, становится неповоротливым, в горле разбухает комок, трудно дышать.

- Добегалась Белла, - раздаётся откуда-то с права уже другой, не менее устрашающий и гадкий голос. – Пора встретиться с твоим Печориным.

Оба мужика глумливо хихикают.

- Они ещё и книжки читают?- насмешливо вспыхивает в голове, и эта мысль оказывается  последней.

К носу прижимается тряпка, воняющая чем-то приторно- противным, и моё сознание меркнет.

Глава 21

Проснулась я от ощущения чьего-то прожигающего насквозь взгляда, тяжёлого, изучающего. Хотя слово «проснулась», применить к моему состоянию можно было  с большой натяжкой. Сон, в который меня принудительно погрузили, не желал отпускать свою добычу, тянул вниз, в бурую, маслянистую пропасть, лип к коже, склеивал веки, гасил проблески наиболее здравых мыслей.

В комнате царила тьма, из открытого окна тянуло свежестью, запахами травы и влажной почвы, по листве дробно постукивали капли дождя.

Пошевелила рукой, потом- ногой. Так, конечности целы, и это уже хорошо, свободны, меня не связали, не посадили на цепь – отлично.  Комната незнакомая, так как в номере, что мне предоставила мать Славика, кровать узкая и жёсткая, и нет на ней никаких шёлковых простыней. А вот это уже не очень хорошо. Хотя, если меня похитили, то не для того, чтобы  заботливо отнести домой, так ведь? К тому же, я не в подвале, не в гараже на куче тряпья. В комнате пахнет свежестью, хорошим мужским парфюмом.

- Проснулась, - голос не спрашивал, он констатировал. – Боишься, не понимаешь, что произошло. Я тоже тогда не понял, тоже испугался.

- Давид, - выдохнула я. От вкрадчивой, обманчивой мягкости его тона, по спине пробежал холодный пот. Да, он, мой нежный, внимательный психолог как оказывается, может быть и таким. 

- Узнала? – темнота усмехнулась. – Алёна - милая девочка,  робкое апрельское солнышко, беззащитная, слабая. Я бы всё для тебя сделал, я готов был горы свернуть, чтобы сделать тебя счастливой. Как же я любил, до исступления, до дрожи. Хотелось постоянно держать тебя при себе, хотелось спрятать от всех, ведь мир такой жестокий, он способен обидеть, расстроить мою девочку.

Горькая усмешка, и показалось на миг, что эта горечь разлилась в ночной мгле.

Слова, произносимые Давидом в прошедшем времени, ранили, причиняли почти физическую боль. Я ведь тоже помнила и эту, туманящую разум, опутывающую, парализующую, отбирающую волю, нежность, которой он меня одаривал, и  свой отклик, свою тягу к этому мужчине.

- Вот и всё, - назойливо гудело в сознании. – Всё закончилось и больше никогда не повторится. Давид стал другим. Он будет мстить за предательство, за минуты унижений, за свой страх, за любовь, что была так жестоко растоптана.

- Когда отец узнал о том, что меня хотят посадить, то упал, как подкошенный. Я думал, такое бывает лишь в дешёвых сериалах. Но нет, оказывается, в жизни тоже случается. Инсульт. Он умер в реанимации.

Паника охватила тело, шрамы на лице запульсировали, зубы принялись отбивать чечётку, руки затряслись. В груди сжалось, до боли, до звёзд перед глазами. Что он со мной сделает? Кем он стал, раз смог нанять этих головорезов? Просить прощение? Ползать на коленях, умоляя о пощаде?

- Мне было всего семнадцать! – заорала я, срывая связки. – Я боялась гнева родителей! Мне казалось, что я делаю что-то ужасное, стыдное! Почему ты не пришёл за мной? Почему не нашёл, не забрал! Я ждала, каждый день. А потом, они силой заставили меня сделать аборт. Меня связали и расковыряли вязальным крючком. Я же чуть не сдохла! Я больше никогда не смогу родить! Вот моё наказание! Чего ты ещё хочешь? Убить? Давай, убивай!  Мсти!

Выкрикнула и поняла, что не боюсь. Терять мне нечего, главное, чтобы смерть была быстрой, безболезненной. Боли я боялась гораздо больше.

- Не пришёл за тобой? – в темноте вновь усмехнулись. – В день твоего совершеннолетия, я примчался в  городишко, где ты жила, отыскал твоего отца, чтобы поговорить с ним, как мужчина с мужчиной, без бабских истерик. И знаешь, что я узнал от Николая Вахрушкина? Он сообщил мне о твоей скорой свадьбе с каким-то мальчиком-соседом, хорошим другом детства. Попросил не вмешиваться, не мешать тебе, если действительно дорожу тобой и желаю счастья.

- И ты поверил! – взвизгнула я, резко вскакивая с кровати. – Какой, к чертям, друг детства? Да они никогда бы не позволили мне выйти замуж, ни за тебя, ни за соседа, ни за принца на белом коне!

 Негодование поднималось во мне стремительно, подобно вулкану. В этот момент я ненавидела всех, Давида за его доверчивость, себя за слабость, родителей за подлость.