- В ванной. Я его заморозил, только вот боюсь, оттает к утру, - возбуждённо шепчет Оул.
- Там много крови было?
- Да нет. Из виска обычно много не течёт, если бы в сердце – был бы фонтан… Джесс, - зовёт меня Оул.
- Что? – я открываю глаза. Надо мной – лохматая голова друга, он смотрит на меня изучающими, любопытными и заботливыми глазами. Улыбается. Как-то слишком по-доброму для такого маньяка, как он.
- Когда уже? – спрашивает он. Снова появляется тот самый энтузиазм в его глазах, тот самый нездоровый интерес, те самые огоньки.
- Не сейчас, - я блаженно потягиваюсь, несмотря на сидящего на мне Оула. – Мне нравится это тело.
- Мне оно тоже нравится, - говорит псих, вставая с меня и направляясь к холодильнику. Я знаю, что там у него обычно вместе с едой хранятся самые разнообразные части его коллекции – куски рук и ног, части позвоночника, уши. Кровь, законсервированная в трёхлитровых банках из-под огурцов. Лимфа в маленьких бутылочках. Банки с органами, безмятежно плавающими в формалине, Оул обычно ставит на книжные полки – формалину холод не нужен, только бы место в холодильнике занимали. Оул выуживает откуда-то из-за чьей-то ноги банку с икрой. Это, наверное, единственная еда в мире, которую он может есть всегда и везде. Банка легко вскрывается, со стола, на котором лежат мои ноги в белых грязных ботинках, берётся алюминиевая солдатская ложка и банка с умопомрачительной скоростью опустошается.
- У тебя есть что-нибудь кроме этого? – спрашиваю я, глядя на то, как Оул старательно пытается слизать со щеки красную, похожую на капельку крови, икринку.
- Ты же знаешь: всё моё – твоё. Бери, что хочешь, - он улыбается, вытирая рукавом мешковатой серой кофты губы. Мне лень подниматься. Я бы так и сидел, глядя на Оула, всю жизнь. Мне всё надоело. Надоело жить, надоело умирать, надоело дышать, надоело быть. Многим людям почему-то мало одной жизни. Они ищут способы удлинить её как можно дольше. Им мало. Почему я не могу поделиться с ними своей жизнью? Я бы с радостью отдал все эти одинаковые беспорядочные дни тем, кому это действительно нужно. Я бы отдал часть своей жизни Тому, который был слишком молод и красив, чтобы умирать. Которому просто не хватило сил. Интересно, что я могу для него сделать?
- О чём ты думаешь? – спрашивает Оул, бросая пустую банку на пол и подходя ко мне поближе.
- О том, почему умер Том.
- Как я понимаю, это ты, Джесс? – Оул садится на скамейку рядом, опускает свою лохматую голову мне на плечо.
- Да, - отвечаю я.
- Ты можешь убить всю его семью, облить бензином дом и поджечь. Потом раздеться, выбежать на улицу голым и побежать к городской администрации. Там заявить, что инопланетяне украли твою золотую рыбку. Украсть автомат из магазина с оружием. Расстрелять всех, кто запрещает мне раскапывать погосты с бомжами. А ещё лучше – просто расстрелять всех. Всех живых. Чтобы мир заткнулся наконец. Дал мне послушать тишину.
Я молчу. Слов, сказанных Оулом, какими бы они не были, вполне достаточно. Молчание – вот то, что ему нужно. Я улыбаюсь.
- Я помогу бедному Тому, - говорю я, зевая, - он любил какого-то юношу. И умер ради него. Красиво, не правда ли? Красиво и тупо. Умереть, так и не узнав причину своей смерти. Умер ли ты оправданно или твоя смерть никому не нужна.
- Ты пойдёшь к этому парню? – Оул заглядывает мне в лицо, его огромные зелёные глаза смотрят прямо в мои, будто бы посмотрев именно в глаза он сможет прочитать мои мысли. Ему не нужно их читать. Он их просто знает.
- Думаю, да. Скажу ему, что Том его любил. Что я – призрак. Людям легче разговаривать с призраками, а не с настоящими людьми.
- Да. Или с мертвецами, - Оул улыбается так по-детски, так мило и наивно, что очень-очень хочется обнять его. Пожалеть. Его внешность слишком резко контрастирует с тем, что творится у него в голове.
- Ну, со мной ты тоже разговариваешь, - возражаю я.
- Но ты ведь тоже мертвец, - говорит Оул с таким лицом, будто бы я не понимаю элементарных вещей, - Самый мёртвый мертвец.
Я смеюсь. В моём смехе – всё то, что так сложно выразить словами.
- Прости, наверное, это не очень приятно – разговаривать с мертвецом, который в состоянии тебе ответить, - говорю я, рассматривая Оула.
- Да ничего, я уже привык, - он снова прикасается к моим волосам, - какой красивый цвет, - восхищённо и немного завистливо говорит он. Оул не умеет скрывать свои чувства.
- Когда я умру, сможешь забрать его себе, - подмигиваю ему. Я знаю, что я – такое же всё для него, как и он для меня. Ему было бы скучно без меня. Не будь меня, не было бы и Оула. Мы связаны. Мы – две части одного нескладного организма, два полушария одного загноившегося мозга. Мы не сможем существовать друг без друга. Я не говорю «жить», потому что мы уже давно не живём. Мы существуем. Мы находимся в данном месте в данном времени. Мы не живём.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное