Возле входа в него теперь стояла другая экскурсионная группа; рассказывали, что место, где мы побывали, – подземная церковь Константина и Елены, подразумевающая собой восточный склон Голгофы, куда сбросили крест после того, как с него сняли Иисуса. Император Константин спустя четыре века после библейских событий посылал экспедицию на его поиски, и, когда крест нашли, в том месте, как и здесь, забил источник. Мы примкнули к экскурсии, и всё в храме озарилось смыслами: тот чёрный булыжник, мимо которого мы проходили, оказался камнем поругания, где сидел Христос, облачённый в красную накидку, с терновым венком на голове, и выслушивал издевательские похвалы – такова была первая пытка, уготованная ему.
Затем мы поднялись по лестнице, где предполагалась Голгофа с крестом, сделанным ещё при патриархе Никоне; в военные годы его не успели вывести вместе с другими святынями, но нацисты, устроившие в храме военный госпиталь и гревшиеся церковной утварью, его почему-то на растопку не пустили.
Мы прошли через тяжеленные медные ворота, подаренные храму, кажется, царём Алексеем Михайловичем (одно то, что их кто-то установил, уже можно почитать за чудо), и спустились по лестнице в лабиринт маленьких помещений с низкими потолками. Здесь же была гробница Никона, как нам объяснили, разграбленная. От неё остался только широкий каменный саркофаг. Над ним висела длинная вытянутая икона с изображением нескольких святых, среди которых был и Никита Столпник. Поняв, что лучше места не найти, я поставил свечку в ближайшее кандило.
Вместе с экскурсионной группой мы поднялись по лестнице и снова оказались под высокими потолками основного храма. Меня такая пространственная коллизия немного удивила, но потом я вспомнил, что всякий духовный путь кончается там же, где он начинается, и успокоился. Мы подошли к чёрной каменной плите под сводчатой сенью, и гид представил её нам: на ней лежал Христос в пещере, место в которой оплатил какой-то меценат-христианин, чей лик смотрел на нас со стены поблизости. Здесь можно было освятить нагрудный крест, положив его на эту самую плиту. Перед тем, как это сделать, я малодушно огляделся. Монтэга уже не было рядом – он, как шёпотом объяснил Прокофий, вышел поговорить по телефону. Терпя раскалённые иголки чужих взглядов (впрочем, вероятнее всего, воображаемых), я положил на зарядку свой крестик и через несколько секунд снял.
Ещё немного пройдя по храму, мы остановились в арке, расписанной фресками; гид посоветовал всем зайти внутрь храма гроба Господня, рядом с которым мы стояли, и стал объяснять смысл изображённого на фресках. Одна из них посвящена событиям уже после воскрешения Христа: фарисеи отстёгивают свидетелям воскресения за то, чтобы они говорили народу, что это апостолы украли тело своего учителя. А в это время сам Он, в небесном сиянии, окружённый ангелами, вполне по-терминаторовски надвигается на синедрион. Две пожилые женщины из числа слушателей ещё задали гиду пару казусных вопросов о благодатном огне, и на этом экскурсия закончилась.
Мы с Прокофием ещё немного побродили по храму, после чего наконец вышли на свет божий, хотя, если вдуматься, – во тьму дьявольскую. Монтэг как раз в этот момент закончил разговаривать, и мы двинулись к воротам, снова заведя наш давний пантеистический разговор.
Однако, только мы зашли за ворота, начался ливень, загнавший нас на крыльцо какого-то жёлтого здания. Его с нами делили ещё две девушки, как оказалось, француженки. Влекомый привычным желанием испытать себя и свой второкурсный французский, я хотел было заговорить с ними, расспросить, что они тут делают, да ещё в такое нелётное время, – но застенчивость и мнительность надёжно запечатали мой рот. Ограничился я лишь тем, что смешливым полушёпотом сообщил ребятам о национальной принадлежности наших товарищей по несчастью.
Дождь чуть поутих, и мы переместились под козырёк хлебной лавки по ту сторону мощёной дороги. Туда скоро последовали и француженки, только в отличие от нас они всё же отоварились в лавке, объяснившись с продавщицей на довольно уверенном русском. Поняв, что погорячился, когда говорил о них в третьем лице в их присутствии, я поспешил спрятаться за спинами друзей.
Дождь полил на бис, захлестывая за козырёк, после чего стих уже окончательно. Тогда мы вспомнили, что давно не ели и, решив отобедать в церковной трапезной, направились обратно к воротам монастыря.