Я никогда не буду частью большой истории

Стараясь не прослыть занудой, я сказал, что все застои в голове, что, если они есть в одном месте, они будут возникать везде, но есть и мнимые желания, которым и нормально не воплощаться, и так далее. На слова же Прокофия о том, что не быть ему ни писателем, ни художником, я возразил, что зарекаться на этот счёт уж точно не стоит, потому что это далеко не только от него зависит. Монтэг подтвердил мои слова, процитировав Быкова: «Мимо жопы не сядешь». Отсмеявшись, мы наконец поняли, что по этой дороге мы придём не в Истру, а, скорее, в онкологический центр, поэтому развернулись и направились к той станции, на которой сошли.

После некоторого смятённого молчания Мистер Монтэг попросил меня рассказать одну историю о продвижении собственной музыки, которой я как-то заинтриговал его в личном разговоре. Ну, я рассказал: постучался однажды ко мне в личку мелкий рекламный бес, а я купился, впустил его, так сказать, в своё сердце, заплатил ему пятнадцать тысяч за полный апгрейд проекта… Ну, апгрейд-то какой-никакой был, а вот реклама… «Но да об этом в конце» – сказали во мне остатки стыда, и я заговорил про концерт, организованный этой шарашкой, тоже сплошь надувательский. Говорю, мол, всем музыкантам поучение: ну не думайте вы, что, если в интернете, где поддержать можно кликом мышки, вас никто не поддерживает, это сделают на концерте, куда ещё нужно переться на своих двоих.

И пока я поучал, Монтэг вдруг предупредил нас, чтобы мы ни в коем случае не смотрели направо. Я, разумеется, посмотрел и увидел тело бежевой дворняжки, уже поднадувшееся, как напитанная водой вата, лежавшее на обочине в навязчивом обществе мух. Кажется, именно они, мухи, больше всего и пугают меня в таких случаях; с каким-то неожиданным для себя испугом я отскочил на другую сторону дороги. Прокофий в этом плане оказался куда более послушным и, как и было велено, направо не посмотрел. На его вопросы что там мы отвечали что угодно, кроме правды.

Впереди показались уже знакомые кирпичные коробки, и вскоре мы снова очутились на станции. Чисто для проформы мы заглянули в кассу, но та не работала, поэтому мы решили, вернее, просто смирились с тем, что эти пару станций до Истры проедем зайцами.

Уже в поезде я достал телефон и показал, в чём же всё-таки обстояла реклама от «Black Star», как мы условно обозвали эту злосчастную контору: посты в различные «Подслушано» по типу: «У меня разбился градусник, не подскажете, чем собирать ртуть?», а ниже – наша песня. Вот и вся реклама. Все смеялись как-то стыдливо: ребята – переглядываясь, словно боясь меня обидеть; я – зная, что, конечно, больше всего и всех смеху подобен именно я.

Наконец объявили Истру, мы сошли с поезда, уткнулись в турникеты на выходе с платформы, вернулись, спрыгнули на пути (каждый прокричал что-то религиозное), прошли по тропинке вдоль забора, широко и бессовестно протоптанной, миновали автовокзал, вежливо помотав всем «такси-таксистам» головой, и вверили себя случайности. У цилиндра-афиши с анонсами местных театральных представлений мне позвонила мама, я объяснил где я, как и почему (когда я уезжал, она ещё спала), и мы двинулись дальше.

Я всегда удивлялся тому, что у таких маленьких городков словно бы нет смыслового центра: ты просто идёшь мимо высоких рыжих новостроек, магазинов, остановок, парков, ТЦ, пока не оказываешься на пустыре или границе леса, тогда как город, будто счастье, не успев показаться, остался где-то позади.

Монтэг рассказывал о своих намерениях походить летом по каким-нибудь квартирникам, чтобы понемногу привыкать к сцене и публике. Условились как-нибудь вместе выступить.

Мы пересекли перекрёсток и, продолжая идти прямо, стали спускаться по дороге, уходившей под небольшим уклоном вниз, мимо старых, ещё царских времён, одноэтажных домиков.

Разговор всё вился вокруг музыки: мы говорили о сценическом страхе, со светлой грустью вздыхали по прошедшим концертам, и я пытался нравственно оправдать свои полигамные отношения с барабанщиками, мол, пусть с нами играет кто хочет, главное, чтобы музыка звучала. Прокофий, тихонько вмешавшись в разговор, отпросился в магазин, мимо которого мы в тот момент проходили. Закупиться решили все, и из магазина каждый вышел с мороженым.

Вдали за деревьями засверкала куполами белая, окружённая белыми же крепостными стенами громада, и я сразу понял, что это Новоиерусалимский монастырь; мы были в нём примерно год назад с семьёй моего набожного дяди, когда жили у них на даче.

Мы перешли проезжую часть и зашагали по широкой, ведущей к крепостным воротам дороге. По бокам оставались попрошайки, церковные лавки и высоченные тополя. Мы меж тем сошлись во мнении, что нашим родителям очень повезло с нами, ходящими по воскресеньям в храм, причём так, что левая наша нога не знала, куда ведёт нас правая.