Я никогда не буду частью большой истории

У ворот мы остановились, чтобы доесть мороженое. Хоть мы понимали, что никаких указаний на этот счёт в Библии нет, мы всё же решили не искушать местную охрану. На позеленевшей от времени створке ворот висел плакат, стилизованный под крёстное знамение и предупреждавший о террористической угрозе. Монтэга это очень позабавило; я же стал объяснять ребятам сакральный смысл христианского креста: вертикальная перекладина – любовь к богу, горизонтальная – к человеку.

С мороженым было покончено, я бегло перекрестился, ребята воздержались, и мы вошли на территорию храма.

Опрятный газон, плиточные дорожки, храм и крепостные стены, белоснежные, сияющие словно каким-то своим, внутренним светом, – всё это мне казалось фантастическим, а Монтэгу – фентезийным, игровым. Будто локация в MMORPG, как он сказал. Я долго искал в себе силы, чтобы наконец поделиться своими взглядами на веру, сильно изменившимися – вернее, просто появившимися – после прослушивания лекций отца Андрея Кураева, ныне расстриженного. Без лишних подводок я начал, мол, не могу больше верить во всё подряд, слизывать сливки самых умных духовных учений, хотя космополит на левом плече настоятельно рекомендует смотреть на всё шире, ведь религий – пруд пруди, и разве это уже само по себе не исключает истинность какой-то одной?

Я всё продолжал говорить в таком ироническом ключе, меж тем как поднявшийся ветер дул всё сильнее, унося мои слова, пока я наконец не замолчал, уставившись с полубезумной улыбкой на Мистера Монтэга и как бы спрашивая его взглядом, понимает ли он смысл происходящего. Монтэг с такой же точно улыбкой, как у меня, проскрежетал: «Заткнись». Уже сквозь смех мы стали предполагать, что же будет дальше: может быть, ветер зашвырнёт меня на колокольню или поднимет вверх и шваркнет об землю? Так мы обошли храм почти по кругу и встали у входа. У Прокофия не было чем покрыть голову, я был в шортах, но мы всё же решили попробовать войти; я только повязал вокруг талии, как юбку, чёрную кофту Монтэга.

В прошлый раз, в разгар чумы, несмотря даже на Пасхальную пору, храм пустовал. Сейчас в нём было почти так же людно, как в Иерусалимском подлиннике. Мы прошли мимо прилавка с «мерчём», как его окрестил Монтэг, мимо подсвечников, свернули в арку, с двух сторон расписанную библейскими сюжетами, и оказались перед Кувуклией – часовней Гроба Господня. К ней стояла очередь, а желанием попасть внутрь, кажется, никто из нас не горел, поэтому мы зашатались по храму, задирая голову к высоченному потолку и останавливаясь у грандиозных фресок. Возле одной из них Монтэг поделился своим духовным опытом: каждый раз бывая в храме, он что-то испытывает, только вот что именно, он не знает. Мои наводящие вопросы этого чувства не прояснили.

Мы ещё побродили по храму и, пройдя мимо большой гранитной плиты, неприметно лежавшей в углу, набрели на вход в какое-то подземелье. Сбоку висела табличка с надписью «Святой источник». Мы спустились по каменным ступеням и оказались в небольшом помещении с иконами, кандилами и небольшой угловой лавкой. Здесь мы купили пластиковые бутылки для святой воды, после чего спустились по ещё одной лестнице уже к источнику. Он располагался в маленькой комнатке, заставленной железными баками и сейчас заполонённой группой туристов. Экскурсовод рассказывала, что, когда в советские годы храм вместе с монастырём закрыли, источник почти пересох, на его месте долгое время была только грязная лужа, но, когда сюда вернулись монахи, он забил вновь, и сейчас воды хватает всем даже на Крещение.

Мы наполнили бутылки, пропустили выходивших от источника людей, а сами остались ещё ненадолго внизу. Я продолжил свою речь о том, что в христианстве нет понятия сансары, потому как христиане не верят в то, что мир – заколдованный круг, которого вдобавок ещё и нет и из которого можно спастись в нирване. Монтэг же с Прокофием обсудили читаемую последним антиутопию некоего Панчина, науч-попá, который, как мне рассказали, ходил по разным оккультным собраниям и прямо на них развенчивал всю эту грошовую мистику; в книге же (названия не помню) Прокофию был интересен эпизод, когда на судах прибегали к помощи астрологов, гадалок и хиромантов.

Вдоволь словесно осквернив святой источник, мы поднялись обратно к угловой лавке, где я, уже охваченный праведным перфекционизмом, приобрёл три свечки – для себя, Прокофия и Монтэга. Они без лишних колебаний их приняли, и мы, поднявшись ещё выше, вышли из подземного придела.