Я давно уже приучила их [журналистов] к своему непреклонно враждебному отношению к различным интервью и публичности. На протяжении нескольких лет я выпускала бюллетень на разных языках, который распространялся по всему миру, и ни разу я не подписала статью, ни разу не упомянула себя. Моя осторожность была в основном вопросом самодисциплины, так как я по своей природе человек открытый и общительный, и она выросла из моей убежденности в том, что революционная воспитательная работа должна быть, насколько возможно, анонимной, чтобы предотвратить преклонение перед известными людьми и чрезмерное влияние отдельного человека на все движение[370]
.Среди разношерстной публики, хлынувшей в шведскую столицу, есть те, кого Анжелика презрительно называет «туристами-пацифистами». Некоторые из них присутствуют на встрече, которая, к счастью, проходит конспиративно. Самые удивительные из них – американцы: некий Азиз[371]
, «латыш из Бостона», представлявший небольшую группу под названием «Лига социалистической пропаганды». А еще Дж. Эдс Хоу, утверждавший, что он является членом некой организации «Международное братство», о которой никто до этого не слышал, вспоминает Балабанова.Позже я узнала, что он пользовался определенной известностью в Соединенных Штатах как эксцентричный «странствующий миллионер». Я до сих пор не знаю, как ему удалось стать делегатом на этом съезде известных и серьезных революционеров. После съезда он остался на некоторое время в Стокгольме, где снял небольшой зал и читал воскресные лекции собравшимся пацифистам и английским и американским туристам. На этих лекциях он щедрым жестом раздавал слушателям черствые кексы и фрукты. В то время он часто намекал на большие денежные суммы, которыми он намеревался одарить наше движение за мир.
Этот факт заставил некоторых наших товарищей относиться к нему серьезнее, чем он заслуживал. Однажды он зашел в мой офис и с видом заговорщика-благодетеля, субсидирующего дело международного значения, сунул мне в руку пять шведских крон. Позднее мы обнаружили, что от своей семьи он получал небольшой доход, достаточный для того, чтобы путешествовать по миру[372]
.Анжелике удается организовать Третий Циммервальдский съезд так, что в газетах не появляется ни единой строчки. На этом съезде возникают две противоположные позиции: меньшевик Аксельрод противостоит большевику Радеку. Балабанова встает на сторону последнего. Радек – польский еврей, учился в Германии, человек большой культуры, он примкнул к Ленину и вскоре станет одним из самых доверенных его лиц. Ленин поручает ему очень деликатные и секретные задания, в том числе переговоры с немцами о возвращении большевиков в Россию. Луи Фишер вспоминает о нем как о «человеке сильном духом, несколько злобным и капризным»:
У него были лохматые вьющиеся волосы, которые выглядели так, будто их расчесывали не расческой, а полотенцем; близорукие, пронзительные глаза за толстыми стеклами очков; пухлые губы, длинные бакенбарды до подбородка и нездоровый желтоватый цвет лица. Но его пылкая речь, блестящее остроумие и культура заставляли забыть о его внешности[373]
.На Циммервальдском съезде побеждает радикальная линия Радека, то есть Ленина. Принятая резолюция призывает пролетариат ко всеобщей забастовке и объясняет, что борьба рабочих всех стран необходима еще и из-за ситуации, сложившейся в России. Падение царизма было первым и решительным шагом к миру между народами. Но в условиях империалистической войны один народ не может вырвать мир у правительств воюющих стран. Поэтому «наступило время всеобщей, одновременной борьбы за мир и за освобождение народов. Победить или умереть в борьбе»[374]
. Эту линию выбирает меньшинство левых социалистов, в основном русские, – в отсутствие итальянцев, французов и немцев, которые не смогли доехать до Швеции. Нужно, чтобы и они одобрили резолюцию, но невозможно провезти ее через границу. Для этого необходимо послать человека в воюющие страны, причем человек этот сильно рискует: его могут поймать с документом в кармане и расстрелять. Анжелика находит решение, достойное шпионского фильма. Она дает одному молодому и отважному датскому товарищу выучить наизусть Стокгольмский манифест на английском языке и отправляет его в Лондон. Здесь другой товарищ выучивает наизусть обращение на французском языке и, в свою очередь, отправляется в Париж. Конечный пункт назначения – руководство ИСП: из французской столицы в Милан отправляется последняя эстафета с выученным итальянским текстом.