Я никого не хотел убивать

— Конечно, уверена! Что за странный вопрос? — полная отчаяния, натянуто произнесла она.

Желая сохранить ясность рассудка, Татьяна тщетно старалась унять возрастающую панику.

— Может, в то время, когда кто-нибудь из посторонних людей заходил к нему в комнату, ты была на работе?

На несколько секунд между нами воцарилась гнетущая тишина.

— Я не работаю. Уволена по сокращению штатов, — еле слышно проговорила она. — Хотя прекрасно понимаю, что никакого сокращения не было. Появилась необходимость принять на мою должность нужного человека…

Я решил не зацикливаться на её объяснении, чтобы не тревожить неприятными воспоминаниями. Терпеливо выждав подходящий момент, я осторожно поинтересовался:

— И что, даже ни разу за трое суток не выходила в продуктовый магазин?

— Не было такой необходимости…

— Это почему же? — задал я глупейший вопрос, совершенно не имеющий существенного значения.

— Возвращаясь из университета, Леночка приносит всё необходимое, что нам нужно, а я постоянно нахожусь дома. У меня нет ни малейшего желания куда-то выходить и тем более кого-то видеть.

— Ты не торопись с ответом, — посоветовал я. — Постарайся как следует вспомнить, чем занималась все эти дни…

— Как и всякая любая женщина, я занималась хозяйством. Готовила обед. Стирала и гладила бельё…

— И всё-таки, Танечка, постарайся вспомнить…

— Подожди! — озадаченно воскликнула она. — Действительно выходила из квартиры, но только один раз, да и то на несколько минут, когда выносила мусорные вёдра.

Я уловил в её голосе какую-то особую интонацию и сразу догадался, что она поняла основную причину моего вопроса, из-за чего совершенно сникла и тихо произнесла:

— Я же об этом говорила тебе ещё по телефону…

Лихачёва мельком посмотрела в мои глаза и снова отвела в сторону встревоженный взгляд. Я молча наблюдал за тем, как она перекладывала с места на место фаянсовые статуэтки. Я почти никогда не ошибался в собственных выводах, и хотя в действительности не имел ни малейшего отношения к следственным органам, был совершенно убеждён в правильности своего расследования.

— Давай поговорим честно и откровенно! — напрямую предложил я. — В конце концов, Танюшка, ты же сама обратилась ко мне за помощью…

— А я и так разговариваю с тобой абсолютно откровенно! — взволнованно, произнесла она.

Лихачёва выглядела искренне оскорблённой подобным предложением, но постаралась приветливо улыбнуться. Её взгляд вновь проскользил по моему лицу. Несмотря на кажущуюся невозмутимость, ей не удалось полностью скрыть появившееся смятение.

— Помнишь, я попросил тебя придержать голову твоего покойного соседа?

Задавая этот неприятный вопрос, я непроизвольно нахмурился.

— Разумеется, помню. Ты ещё подложил полотенце…

— И ты помогла мне?

Она невольно возмутилась:

— Разве я не должна была этого делать?

— Тебе не кажется, Танечка, — настойчиво поинтересовался я, — что ты слишком мужественная женщина? Не каждый мужчина согласился бы проделать то же самое.

От этого замечания её немного передёрнуло.

— Во время отдыха в Дивноморске, когда за приятной дружеской беседой мы с твоей супругой проводили тёплые звёздные вечера, я неоднократно рассказывала о том, что много лет работала медсестрой в травматологическом отделении.

— Впервые об этом слышу, — ответил я, не пытаясь скрыть истинное чувство удивления.

Меня так и подмывало сказать, что я никогда не был женат. А та премиленькая девушка, о которой она вспомнила, была всего лишь очередной пассией, за чей счёт я позволил себе непродолжительный отдых на побережье Чёрного моря. Однако я вовремя справился с нахлынувшими эмоциями и не стал вдаваться в излишние подробности.

— Или твоя жена об этом ничего не говорила, или ты запамятовал… — нарушив ход моих мыслей, огорчённо добавила Татьяна.

Она подошла к столику, взяла графин, налила в стакан воды и сделала несколько глотков. На её утончённом лице по-прежнему читалось беспокойство.

— За свою трудовую деятельность на медицинском поприще мне приходилось видеть и не такие трупы! — с некоторым раздражением, произнесла Лихачёва. — Нож в горле ещё не самое жуткое зрелище.

Она даже не заметила, как опрометчиво угодила в заранее подготовленную мною ловушку. Мне больше ничего не оставалось, как задать провокационный вопрос:

— Тогда объясни, пожалуйста, почему ты упала в обморок, когда вошла в комнату Ивана Никаноровича?

Я сделал всё возможное, чтобы высказанная мною просьба, произнесённая в вежливой форме, прозвучала как приказ, который нельзя не выполнить, и уж тем более нельзя оставить без ответа.

Татьяна присела на край противоположного стула и, застыв в неудобной позе, достала из пакетика влажную салфетку, но тут же небрежно скомкала её и положила на раскладной столик.

— Мысленно представила, как голодный кот слизывает кровь… — с театрализованным отвращением сказала она.

— Разумеется, тебя охватил леденящий ужас, — с откровенным цинизмом произнёс я.

— Мне стало дурно. Не вижу в этом ничего предосудительного. Не забывай, я всего лишь слабая женщина…