Я никого не хотел убивать

Я укоризненно покачал головой, словно строгий учитель возмущённый неблагопристойным поведением нерадивой ученицы.

— Ты притворялась!

Шокированная моей беспрецедентной откровенностью, Татьяна на мгновение потеряла дар речи, но тут же справилась с нахлынувшими эмоциями и тихо поинтересовалась:

— Ради чего я бы стала это делать?

— Хотя бы ради того, чтобы разыграть передо мной и перед своей соседкой сцену падения в обморок…

Поскольку Татьяна больше не пыталась меня перебить и продолжала молча смотреть в мою сторону, я решительно продолжил:

— Должен признать, что Инна Алексеевна тебе поверила. Относительно меня вообще не может быть и речи… — произнёс я, повышенным тоном. — У меня большой профессиональный опыт. К тому же я постоянно наблюдал за твоими действиями…

— При всём моем уважении, Павел Николаевич, не могу с вами согласиться. Вы абсолютно неправы! — вспыльчиво заявила она, перейдя на официально вежливую форму общения. — Зачем мне нужно притворяться?

— Именно это я и намерен выяснить.

— Притворяться ради того, чтобы упасть на грязный пол, где лежит разлагающийся покойник? Полнейший абсурд…

— Уверен, ты преследовала иную цель.

— Это уже слишком! Ты не должен со мной разговаривать на повышенных тонах, и тем более говорить мне такое…

Вновь начав обращаться ко мне на «ты», она фыркнула как обиженная кошечка, поднялась со стула и нервно заходила по комнате. Её лицо ожесточилось. Было заметно невооружённым взглядом, что она из всех сил старалась бороться с охватившей её волной гнева.

— Ты упала ради того, чтобы незаметно достать из-под дивана шёлковый шарфик! — с хладнокровным спокойствием подметил я.

— Прекрати, пожалуйста! — вспылила Татьяна.

Она вновь присела на стул, приняла более удобное положение и назидательно произнесла:

— Я не намерена с тобой ссорится, но продолжать разговор на подобную тему с твоей стороны не только не благоразумно, но и в некоторой степени неприлично.

Со мной давно никто не спорил, тем более в категоричной форме, что я даже забыл, что такое вообще возможно.

— Упитанный кот Ивана Никанорыча действительно не испытывал чувство голода, — размеренно заявил я. — Разлагающийся труп Ивана Никаноровича здесь абсолютно ни при чём! В кошачьей плошке до сих пор лежат оставшиеся кусочки свежей рыбы.

— Лично я определённо не вижу в этом ничего противоестественного, — с кажущимся безразличием ответила Татьяна.

Безуспешно пытаясь предугадать мои скрытные мысли, она непроизвольно нахмурилась. Продолжая разыгрывать из себя опытного следователя, я посмотрел на неё строгим взглядом и настойчиво уточнил:

— Заметь, Танечка, совершенно свежей рыбы! Даже не заветренной. Словно накануне нашего прихода её вынули из холодильника.

Я выдержал небольшую паузу и укоризненно добавил:

— Кстати, просто для сведения… Котов и кошек не рекомендуется кормить сырой рыбой, даже если она свежая. От чрезмерного употребления этого продукта у них может развиться мочекаменная болезнь. И нет никакой гарантии, что не появятся глисты…

До этого момента совершенно бледное лицо Татьяны, вновь внезапно запылало. Как она ни старалась держать себя в руках, даже выслушивая мои безобидные замечания по поводу кормления домашних животных, всё же испытывала нарастающее смятение и была вынуждена призвать на помощь всю свою выдержку.

— Я в этом абсолютно не разбираюсь! — откровенно призналась она. — У меня никогда не было желания завести кота или кошечку.

— Ты ведь не станешь утверждать, что это покойный Иван Никанорович проявил трогательную заботу о своём любимом питомце? — спросил я.

— Не знаю! Возможно, кто-то из посторонних людей к нему и заходил?

— Но ведь буквально минуту назад ты пыталась убедить меня в том, что никуда из дома не отлучалась.

— Может, решила ненадолго прилечь и крепко заснула?! — взвинчено, ответила она.

Татьяна больше не могла контролировать астенические чувства, вызванные сильными переживаниями, подавленностью духа и нелокализованным страхом перед неизвестностью.

— Практически во всех панельных домах отвратительная звукоизоляция… — констатировал я. — Невозможно войти в прихожую и остаться незамеченным.

В моём голосе прозвучали саркастические нотки.

— Я же не выбегаю из комнаты всякий раз, когда слышу там чьи-то шаги, — подавленно ответила она.

— Танечка, ты ведь не хуже меня понимаешь абсурдность данного высказывания, — укоризненно произнёс я.

Посмотрев на неё сострадающе, я более мягко добавил:

— Совершенно посторонний человек, после того как хладнокровно убил Ивана Никаноровича, стал регулярно возвращаться на место преступления ради того, чтобы покормить проголодавшееся животное…

Я бросил на неё испепеляющий взгляд и более строго спросил:

— Неужели ты сама смогла бы поверить в эту несусветную чушь?

— Ты, конечно, прав! Я понимаю, мои объяснения звучат нелепо. Но, поверь, я не имею ни малейшего представления, кто мог туда войти.

Я в очередной раз заметил, что Татьяна совершенно не умела лгать и изворачиваться. Краска стыда то и дело заливала её щёки и шею.