Я никого не хотел убивать

Беглым взглядом я украдкой окинул комнату и был весьма разочарован. Во всяком случае, я сразу понял, что мне вряд ли удастся обнаружить в ней мятый рваный червонец, уже не говоря о нескольких тысячных купюрах. Вновь сосредоточив своё внимание на разлагающемся трупе, я озадаченно вздохнул. На брюках и лацканах пиджака жертвы не было пятен крови. Удивившись собственной наблюдательности, я продолжил играть роль опытного сыщика, по крайней мере, до тех пор, пока мурлыкающий кот не начал тереться о мои ноги.

— Какой же ты вредный! — незлобно пожурил я. — Мешаешь мне работать…

Я аккуратно взял его на руки и перенёс в дальний угол комнаты.

— С таким весом тысяч на двадцать потянешь… — погладив его по короткой шерсти, вполголоса произнёс я, абсолютно не думая о том, что мои слова могут быть кем-то услышаны.

— Именно за это животное, Павел Николаевич, вам ничего не дадут! Обычный дворовый помёт… — равнодушным тоном подметила Безымянная.

— Всё равно, какой красавец! — восхищённо произнёс я. — Хоть прямо сейчас на выставку…

Мгновенно сообразив, что подобные высказывания в комнате с разлагающимся трупом совершенно неуместны, я сконфуженно добавил:

— Видимо, бывший хозяин за ним не только хорошо ухаживал, но и отлично кормил.

— Как ни странно, но Иван Никанорыч его прямо-таки обожал! — простодушно ответила Безымянная. — Души в нём не чаял…

— Могу себе представить, чем этот толстомордый котяра сегодня утром так сытно позавтракал, — машинально высказался я, абсолютно позабыв о том, что нахожусь в обществе мнительных женщин.

Послышался приглушённый вздох, затем раздался шум падающего тела. Я резко обернулся. Инна Алексеевна первой оказалась возле Татьяны, и любезно помогла ей подняться.

— Что случилось? — встревожено поинтересовался я.

— Ничего серьёзного, — успокаивающе ответила Безымянная. — Танечке стало дурно. Сейчас пройдёт. Если можно, откройте окно…

Я аккуратно взял с подоконника бумажную салфетку и с её помощью, не забывая про отпечатки пальцев, настежь распахнул оконные рамы, впустив в комнату поток холодного свежего воздуха.

— Это наш сосед, Иван Никанорыч! — не дожидаясь наводящего вопроса, заверила Инна Алексеевна.

— Что-нибудь можете сказать насчёт ножа? — не придумав ничего более существенного, спросил я. — Вы когда-нибудь видели его раньше?

— Этот нож из его кухонного набора.

— Вы уверены?

— Разумеется! Сколько лет мы пользовались общей кухней и мыли посуду в одной раковине…

— При необходимости сможете это подтвердить? — деловито поинтересовался я, тщетно продолжая искать глазами что-либо ценное.

— Несомненно!

Ради того, чтобы не уронить в глазах присутствующих женщин свою значимость, я начал делать вид, будто более внимательно и досконально осматриваю труп, незнакомого мне мужчины. В то же время, я искоса поглядывал на Лихачёву. Когда Татьяне стало гораздо лучше, и она без посторонней помощи могла передвигаться по комнате, я попросил её подтвердить показания Инны Алексеевны.

— Да, это наш сосед, Иван Никанорыч! — слегка задумавшись, скала она. — Нож действительно принадлежал ему…

В её голосе послышалось что-то более похожее на раскаяние, чем на обыкновенные чувства жалости и сострадания. Моя интуиция подсказывала, что она, точно так же как и Безымянная, не первый раз видит этот распластавшийся на полу труп. Я даже непроизвольно подумал о том, что при тщательном осмотре на рукоятке ножа не будет обнаружено никаких посторонних отпечатков. У меня появились веские основания подозревать обеих женщин в причастности к убийству Ивана Никаноровича. В моём сознании внезапно появилась мысль, развив которую, я бы смог на протяжении многих лет держать их в ежовых рукавицах, вынуждая за сокрытие совершённого ими преступления ежемесячно выплачивать мне некоторую компенсацию, выраженную не обязательно в долларовом эквиваленте.

— Татьяна Зиновьевна, голубушка, — деликатно обратился я, — вы не могли бы помочь?

— Это чем же? — произнесла она, с изумлением глядя на меня.

— Здесь ничего сложного нет, я объясню, что вы должны сделать…

— Что именно? — окончательно смутившись от неожиданной просьбы, поинтересовалась Лихачёва.

Её глаза смотрели на меня отсутствующим взглядом. Мысленно, она была где-то далеко от происходящего.

— Я хотел бы как следует изучить смертоносную рану на его шее. Если выразиться ближе к медицинскому термину, необходимо обследовать проникновение лезвия в боковую стенку гортани…

— Ах да, разумеется… — очнувшись от загипнотизировавшей её задумчивости, поспешно сказала Татьяна. — Но учтите, Павел Николаевич, я в этом практически ничего не понимаю.

— Вам и не нужно что-то понимать! — успокаивающим тоном, произнёс я. — Для начала, если не затруднит, возьмите со стола кухонное полотенце…

— Зачем?

«Идиотка! Ты хочешь оставить на покойнике свои отпечатки пальцев в виде микроскопических потожировых выделений?» — мысленно изрёк я, но вслух деликатно произнёс:

— Чтобы мы с вами не испачкали руки…

Как только Лихачёва подошла ко мне, я подложил поданное ею полотенце Ивану Никаноровичу под голову. Затем попросил её нагнуться и придержать оба конца.