Я никому не скажу

Письмо Кате я писал четыре часа. С часу ночи до пяти утра воскресенья. Всю субботу Катя мне не звонила, более того – она отключила телефон. Прислала сообщение, что уезжает за город, и отключила. Ей нужно было отдохнуть, и я это понимал. Всю прошлую неделю мне было плохо… странное состояние, когда до полного равнодушия чего-то не хватает, но все в тумане, и ты тупой и ненавидишь себя за эту тупость… И еще жалко себя, хочется, чтобы тебя не трогали, но при этом кто-то был рядом. Я понимал, что достаю Катю, и не мог остановиться. Мне нужны были гарантии, что она никуда не денется. Конечно, это было глупо…

Вечером в субботу родители снова поругались из-за меня. Я всего лишь спросил у мамы, а что это может значить, что Катя так и не включила телефон. Правда, спросил не первый раз, но днем это был еще день, а до вечера что-то могло поменяться. Кому понимать девчонок, как не маме? Отец как раз хотел поработать, но услышал мой вопрос и вдруг психанул. Заорал, что в такой обстановке находиться невозможно, что я абсолютно не умею держать себя в руках. Мама тут же начала меня защищать, говорить про лекарства, отец сказал, что я посвожу всех вокруг с ума. И их, и Катю, на которой зациклился. И что одно из двух: или у меня стал такой поганый характер, и тогда никакое лечение мне не нужно, таким я и останусь навсегда, – или у меня правда огромные проблемы с головой, и тогда во имя чего эти полумеры вроде дневного стационара. Ложись, мол, в больницу, не надо устраивать дурку на дому.

И я вдруг подумал про «навсегда». Перед сном я взял таблетки, которые нужно было пить на ночь, но глотать не стал, сунул под подушку. Навсегда – это требовало осмысления. У нас в больнице была довольно разношерстная компания из разнообразных психов, но сейчас я думал об одном из них. Этого дядьку приводила утром жена. Приводила, забирала его вещи, чтобы ему не долбануло в голову удрать, а днем за ним приезжала. Я все время удивлялся, как она его вообще терпит, потому что он был невыносим. Зануда и нытик. Какой вообще умудрился жениться… Нет, мы не были с ним похожи, совсем. Но меня вдруг пришибло мыслью: а что, если… Да, мне сказали в больнице, что все поправимо, что у меня вообще нет какого-то неизлечимого психического заболевания и, если бы я летом туда пришел, вместо того чтобы убегать из дома, все уже было бы хорошо… Но мало ли что могут сказать. Врут, чтобы не волновался. А я, может, буду дальше сходить с ума, пока не превращусь в такое вот дерьмо, как тот дядька. Причем все это будет не сразу, я могу успеть жениться на Кате, например… А Катя не только любит меня, она еще очень добрая и ответственная. Вот и будет потом мучиться, а бросить не сможет. Разве это правильно?

Сначала я только допускал такие мысли. Может быть, так, а может быть, и по-другому. Но через пару часов уже был уверен, что это будет именно так. Я был круглым идиотом, цепляясь за Катю и переживая, что она меня бросит. Мне нужно было сделать все, чтобы она ушла. Отпустить.

Я встал, вырвал из тетради листок. Хорошо понимал, что ни по телефону, нив глаза Кате такое сказать не смогу. Писать сообщение посчитал пошлым. Только на бумаге.

Если я услышу ее голос – мне не хватит духу. Если я ее увижу – обязательно передумаю. Потом я долго мучился, потому что на бумаге получалось совсем не то, что я хотел выразить. Получался какой-то бред. Да и не уйдет она, если просто написать: уходи. Обязательно останется… Вскоре я понял, что спасти Катю от себя можно вообще только одним способом. Соврать. Написать, что я ее не люблю. Я так и написал. Изорвал очередной листок. Потому что даже на бумаге это выглядело ужасно: Я ТЕБЯ НЕ ЛЮБЛЮ. Получается, я ей врал все это время. Ей будет обидно. Я взял новый листок. И подумал, что врал – конечно, обидно, а если не соображал, что говорю, – другое дело. В итоге написал, что не люблю ее на самом деле, просто не знал, как ей это сказать. Приглючило, бывает, я же ненормальный. Извиняюсь и все такое. Прошу больше не приходить.

Родители еще спали. Я оделся, тихо вышел из квартиры и пошел к Катиному дому. Листок опустил в почтовый ящик. А сам поехал на вокзал, как и летом, когда сбежал. Правда, сейчас я не мог точно сказать, зачем туда еду. Убегал? От кого? От себя не убежишь. Возвращаться в ту жизнь, которая у меня была до Кати, я не хотел. Это было слабостью. А собственная слабость меня и так убивала. Все из-за нее. Отец прав – не умею держать себя в руках. Что бы он сделал на моем месте? Отпустил Катю и… наверное, он бы долечился. Потом закончил универ и работал бы. Не разводил бы сопли и не бегал по вокзалам. Я подумал про бизнес отца. Раньше считал, что когда-то стану, как он, генеральным директором. Мне его бизнес нравился, это было по-настоящему интересно. Есть люди, которые ненавидят свою работу. Отец к ним не относился. Пожалуй, он даже слишком любил свое дело. Кстати, любить работу куда безопасней, чем любить девушку. Работа не уйдет, а ты не вынесешь ей мозги и не вымотаешь нервы…