Он весь побагровел, а я никак не могла взять в толк, почему он так резко отреагировал на факты и простой анализ ситуации. Чем больше эмоций он обрушивал на меня, тем больше мне хотелось ничего не чувствовать и поскорее отстраниться. Нужно было поразмыслить и найти логичное объяснение его нелогичному поведению.
Скорее всего, Родриго обладал характером номер четыре. Я узнавала в нем то, что пережила накануне: непреодолимое желание сбежать от банальной повседневной жизни в богатый, насыщенный переживаниями внутренний мир. У него были любимые способы выделиться: он ненавидел следовать правилам, гнушался повторять два раза один и тот же рецепт, хотел быть не как все и, о чем бы его ни просили, всегда поступал по-своему. В результате он попадал в ту же ловушку, что и я днем раньше: с одной стороны, огромная потребность быть уникальным, чтобы не слиться с общей массой и не потонуть в ней, а с другой – тяжелое переживание своей отделенности, невозможности стать своим, ощущение себя дефектным и недостойным любви.
Он вел себя несколько иначе, чем я накануне, но Фирмен несколько раз повторял, что один и тот же характер может проявляться тысячью разных способов и что в мире нет двух абсолютно одинаковых людей. Нас объединяют только базовые принципы, они же фильтры в сознании: то, что побуждает к действию, порождает эмоции, искажает картину мира и подсказывает, как интерпретировать события.
Я ненадолго задумалась, вспоминая, что именно говорил утром Оскар Фирмен о моем предыдущем характере. Мне хотелось объяснить нашему повару, как он устроен, чтобы он успокоился и здраво взглянул на ситуацию.
– Родриго, я сейчас расскажу, что с тобой происходит и почему ты так злишься…
– Что со мной происходит? Ты хочешь сказать, что со мной что-то не так?
– Вовсе нет, просто хочу кое-что пояснить. Каждый из нас имеет свой собственный характер, который заставляет нас особым образом воспринимать себя и других. Людям с твоим типом личности кажется, будто в них есть нечто, чего другие не в силах понять и… хм… ну, скажем, оценить. Поэтому, если тебе указывают на что-то, ты воспринимаешь это как упрек и тяжело переживаешь.
– Ты хочешь сказать, что я слишком чувствительный?
Его глаза покраснели. Я терялась в догадках, что это могло означать. Он злился? Или стыдился?
– Пожалуйста, не обижайся, но…
– Как я могу не обижаться? Ты говоришь, что я слишком чувствительный, а мне после этого еще и обижаться нельзя?
– Я просто пытаюсь донести до тебя одну мысль. Я делаю замечания не для того, чтобы обидеть, а чтобы какие-то вещи ты делал немного по-другому. Можно просто выслушать и принять к сведению, не испытывая негативных эмоций. Я знаю, почему ты так остро реагируешь на мои слова: в глубине души тебе кажется, что с тобой что-то не так. Но на самом деле все хорошо, в тебе нет никакого изъяна. Ты можешь расслабиться и не чувствовать себя плохим, если кто-то просит тебя изменить подход к работе.
– Офигеть, что я слышу! Ты говоришь, что у меня в голове какие-то бредни, что я, как чувак из психушки, что-то там себе придумываю, что у меня вообще поехала крыша и при этом я не должен обижаться, когда слышу такое.
– Нет…
– С меня хватит!
И он вышел, хлопнув дверью.
Столько усилий – и все зря. Я не знала, как с этим быть.
До меня потихоньку доходило, что даже самые веские доводы не могут изменить встроенные в человека убеждения.
Это напомнило мне анекдот, который привезла знакомая переводчица из Японии. Она ездила со своим боссом в Киото на съезд, куда собрались все сотрудники японской фирмы-партнера. Во вступительной речи начальник сказал, что хорошо знаком с японской культурой и с их привычкой говорить «да», даже если человек не согласен. Дальше он сообщил, что он, американец, напротив, ценит честность и открытость в общении, ведь благодаря им любые переговоры становятся проще и эффективнее, и, наконец, предложил им поступать так же, высказывая без обиняков свое мнение. В конце речи он бодро спросил: «Согласны?» – «Да, да!» – хором ответили японцы.
Выйдя из кухни, я наткнулась на Ивана Раффо, на ходу поздоровалась и пошла дальше. У дверей ресторана мое внимание привлекла грифельная доска с названиями блюд. Я тщательно стерла витиеватое «Шаролезская ночь в Бретани» и заменила его простым и понятным: «Жаркое из говядины с цветной капустой».
Затем я опять спряталась в глубине трюма, подальше от сотрудников, которыми было так сложно управлять и еще сложнее переносить их эмоциональные всплески.
Я погрузилась в чтение книги по управлению персоналом. По мере того как голова напитывалась информацией, стресс отступал.
Нужно было принять решение относительно сладкого буфета. После долгих подсчетов, сверив расходы и доходы и определившись с рентабельностью, я решила остановиться на десертах премиального сегмента, при этом сделав памятку для Родриго, чтобы он не расходовал слишком много продуктов. Затем я составила текст объявления для посетителей.
Довольная собой, я попросила официанта принести легкий обед и вернулась в свой официальный кабинет. Не успела я сесть, как зазвонил телефон.