Я обещаю тебе свободу

— Быть рекомендованным одним из его членов и дать клятву.

— Клятву?.. Какую?..

— Соблюдать устав и выполнять некоторые обязательства.

— А что за обязательства?

— Самое главное из них — каждую неделю вести беседы с новыми членами братства.

— Примерно как вы со мной сейчас?

— Да, очень похоже.

— И… как долго это нужно делать?

— До восьмидесяти лет.

— Что? До восьмидесяти лет?

— Да.

— Это шутка?

— Нет.

— Что за бред! Я на такое не пойду! Я не буду брать на себя обязательство, которое придется выполнять до конца жизни!

Мое возмущение нисколько его не задело. Он ответил совершенно спокойно, с легкой улыбкой:

— Это и не требуется. Никто из членов братства не рекомендовал вас.

Внезапно я почувствовала себя глупо.

Я так мечтала прикоснуться к этой тайне. Если бы он только рассказал… Если бы это не требовало таких жертв…

Мы вернулись к моей ситуации, и я выпросила у Оскара новый характер. Оказалось, что я выбрала третий номер.

Я привычно расслабилась и закрыла глаза, готовая снова покинуть мир страхов и сомнений.

15

Комо, 10 января 2018 года

Сэм Бреннан стоял на балконе гостиничного номера в белом банном халате. Он только что вышел из душа и брился, любуясь гладью озера и наслаждаясь прохладой раннего утра. Из-за горы показались первые лучи солнца, и вода засияла всеми оттенками голубого. Рыбацкая лодка, отчалив от берега, поплыла вдаль, оставляя за собой сверкающую полосу.

Накануне Сибилла Ширдун отменила встречу. «Она очень устала, ей нужно отдохнуть», — объяснила помощница Джулия.

Сэм надеялся днем попасть на виллу. Он не мог бесконечно торчать в Комо — рано или поздно ему придется уехать. Европа бурлила событиями, и кому-то нужно было их освещать.

В номере зазвонил мобильный телефон. Сэм выключил бритву и вернулся в комнату.

Это была Дженнифер, его ассистентка.

— У меня несколько музыкальных новостей.

— Супер!

— Рано радоваться. Все довольно запутанно. Позвонил Жоэль Жобе, сказал, что починить рояль будет не так просто. Нужно поменять войлочные прокладки и вирбельбанк, снять старый лак с деки и покрыть ее новым, ну и еще по мелочи — отполировать клавиши и какие-то другие детали, я не очень поняла, насколько они важны. В общем, все это выльется в приличную сумму.

— Начальство дало добро?

— Я еще не спрашивала, хочу сначала найти пианиста. Твой Фланаган постоянно вне зоны доступа. Если мы его не найдем, есть ли вообще смысл в реставрации?

— Не уверен, — грустно признал Сэм.

— Тогда это все новости на сегодня.

— Ищи дальше Фланагана и держи меня в курсе. Давай, пока, у меня параллельный звонок.

— Пока.

Ого! Это с виллы Ширдун!

— Алло!

— Здравствуйте, месье Бреннан, это Джулия.

Он сразу узнал ее голос и этот обворожительный итальянский акцент.

— Добрый день, Джулия, как поживаете?

— Отлично. Мадам Ширдун, между прочим, тоже. Она хорошо отдохнула и готова вас принять. Сможете подъехать на виллу к трем часам?

— Конечно! Обязательно буду.

Лион, 18 июня 1964 года

Иван Раффо стоял в ванной комнате лионского отеля, где провел ночь. Он тщательно завязал галстук и затянул его так, чтобы воротник белой рубашки как можно плотнее прилегал к шее.

Ему предстояло провести аудит «ПигмаЛиона». Причем сделать это наилучшим образом, потому что ставки были как никогда высоки. В прошлом месяце он провалил задание: вдоль и поперек изучил завод по производству ступиц колеса для грузовых автомобилей в департаменте Мэн-и-Луара и в докладе рекомендовал сохранить рабочий состав. Американский инвестиционный фонд вложил туда два миллиона франков, а как только подписали договор, эти чертовы пролетарии начали работать спустя рукава, а потом и вовсе устроили забастовку, протестуя против иностранного капитала. Прошел месяц, но ситуация и не думала улучшаться — все крупные заказчики перешли к другим производителям, а сам завод постепенно приходил в упадок. Директор фонда вызвал его и поставил ультиматум: еще одна ошибка — и он уволен. Так что теперь настало время предельной внимательности. Малейшая оплошность — и можно идти на биржу труда.

Будь у него такая возможность, он бы отказался от «ПигмаЛиона». Ивану изначально не нравилась эта затея. Во-первых, он дико боялся воды, и при мысли о том, что придется провести целую неделю на корабле, его страх утонуть раздувался до нечеловеческих размеров. Но об этом никто не должен был знать: стоит один раз показать свою слабость, и тебя всю жизнь будут презирать. Другую фобию, еще более постыдную, он тоже держал в строжайшей тайне. С самого детства его до смерти пугали любые проявления чувств, особенно крики, к которым так склонны женщины.