Я оставлю свет включенным

– Нормально вообще? – огрызнулся Даня. – Засунула меня в какую-то крысиную нору, не кормишь и хочешь, чтобы я сидел и не жужжал?

– Можешь пожужжать, – пожала плечами Глафира, – дело твое. Я пришла предупредить тебя, что полицейские расширили круг поисков. Они ушли из села, но продолжают рыскать по району. Извини, что так получилось с едой, у меня действительно не было возможности…

– Ваше село спалили, что ли? – хохотнул Даня. – Такое зарево стояло. Меня выкуривали? – хвастливо предположил он.

– Это сгорел мой дом, – отрезала Глафира, и Даня осекся. – К тебе это не имеет никакого отношения.

– В смысле – твой дом? – не понял он.

– В прямом, – пожала плечами Глафира.

– Никто не пострадал? – после секундной паузы спросил Данила.

– Нет, – сухо ответила Глафира. – Сегодня ночью приходи после полуночи к черному входу «Особняка», я раздобуду тебе еду. В усадьбу тебе пока нельзя.

– Какая романтика! «Приходи после полуночи!» Знаешь, если меня поцеловать в это время, то я вполне могу превратиться в прекрасного принца.

Глафире не хотелось слушать его ерничество. В висках пульсировала кровь, голова кружилась. Не грохнуться бы в обморок! Развернувшись, она направилась по тропинке прочь, но, пройдя несколько шагов, упала, потеряв сознание.

Даня не сразу понял, что произошло.

– Эй, ты решила не дожидаться полуночи и поиграть в Спящую красавицу? – неуверенно крикнул он, и Марку, наблюдающему за этой картиной, захотелось как следует вмазать в наглую морду.

Он мог бы арестовать его прямо сейчас, но не хотел этого делать при Глафире. Пусть вообще не имеет отношения к этому делу. Потом соврет, что Данила утратил бдительность и попался, она не удивится.

Данила сделал несколько шагов по направлению к Глафире, увидел, что та лежит без движения с закрытыми глазами, и в два прыжка преодолел оставшееся расстояние. Присел и тихонько потряс ее:

– Эй, ты чего? Все в порядке?

Марк закатил глаза. Как такой идиот мог столько времени дурачить специально обученных людей?

– Эй. – Даня продолжил трясти Глафиру, затем приложил ухо к ее груди, но ничего не услышал. Оглянувшись по сторонам, словно убеждаясь, что никто не увидит его постыдные действия, он резко рванул ткань, пуговицы с треском отлетели, и Даня приложил ухо к открывшейся розовой, мягкой груди Глафиры. Марк уже сделал шаг по направлению к нему, но вцепился рукой в дерево. Нет. Нельзя позволить эмоциям брать верх. От этого зависит исход всей операции.

Даню, казалось, грудь Глафиры совершенно не заинтересовала. Убедившись в том, что сердцебиение есть, он попытался подхватить ее на руки и дотащить до своей норы. Удалось ему это с третьей попытки, но, пройдя два шага, Даня запнулся о корягу и грохнулся на землю прямо со своей ношей. Марк чуть не застонал от нелепости всего происходящего.

Но Глафире удар пошел на пользу. Она открыла глаза и даже резко села, тут же схватившись за голову.

– Что произошло? – сухими губами прошептала она.

– Ну, ты грохнулась в обморок, я как джентльмен решил на руках дотащить тебя до моей скромной обители. – Даня тер лоб, на котором уже начала наливаться шишка – результат падения.

– И? – не поняла Глафира.

– Ну что «и»? Кто-то слишком много ест, – огрызнулся Даня.

Глафира встала на ноги, хотела ответить что-то едкое и колкое, но потом решила махнуть рукой и просто не тратить время на балабола.

– Жду тебя после полуночи, – вяло сказала она.

На самом деле кормить дурака не хотелось. Хотелось поднести ему под нос кастрюлю, полную вкусного горячего супа, и в тот момент, когда он втянет манящий аромат и в животе у него забурчит, просто надеть эту кастрюлю ему на голову вместе со всем содержимым. Успокаивая себя тем, что делает это не для Данилы, а для Генриха Карловича – это малая толика всего, чем она ему обязана, – Глафира побрела к «Особняку», которому теперь предстояло стать ее временным домом.

* * *

Анжелу Петровну разместили со всеми удобствами в кабинете главврача. Свежесваренный кофе, коробка бельгийского шоколада, свежайшие сливки «из-под коровки», как заверила ее заведующая столовой. Роман Михайлович, обменявшись дежурными любезностями с представительницей власти, поспешил ретироваться. Ему казалось, что Анжела занимает собой все пространство и ему было сложно дышать.

Главврач поведал ей, что Таша временно разместится в «Особняке», на вопрос, кто будет платить за это удовольствие, объяснил, что это жест доброй воли. Они все слишком много ей должны.

Попивая кофе и с любопытством разглядывая английский сад, в котором деловито сновал робот, доводя до совершенства и без того идеальные газоны, Анжела задавалась вопросом, кто же прибежит к ней на помощь, случись с ней что. По всем раскладам выходило, что только мама и кучка подхалимов. И то при условии, что они будут от нее зависеть. Кофе показался слишком горьким, и Анжела отставила его в сторону.