Назначение Муромцева на должность директора Большого театра было моей ошибкой. Мне казалось, что он справится, а он не справился. Вишневская сказала: «Человеку, привыкшему руководить студентами, нельзя поручать руководство взрослыми людьми»[152]
. Сказано это резко, в ее обычной манере. Но на этот раз она права. На этот раз, потому что обобщать не стоит. Студентами Муромцев руководил успешно, а в Большом театре очень скоро настроил против себя чуть ли не весь коллектив. Он всячески подчеркивал, что не хотел уходить с прежней должности и сделал это только лишь по моему настоянию. «Я пришел к вам с огромной неохотой, но не мог отказать Екатерине Алексеевне». Когда я спросила, почему он так поступает, Муромцев ответил: «Иначе они мне на шею сядут». Я тогда подумала, что ему виднее, но теперь понимаю, что ошиблась. Надо было попросить его изменить свое поведение. Большой – особый театр, и артисты там особенные. Каждый из них гордится своей принадлежностью к Большому театру. Им неприятно было слышать высказывания Муромцева. А жесткий стиль руководства увеличил эту неприязнь. Я долго надеялась, что Муромцев и коллектив Большого театра «притрутся» друг к другу. Одно время мне казалось, что конфликт исчерпал себя. Но это было затишье перед бурей. Очень скоро конфликт разгорелся пуще прежнего.Я допустила ошибку и сама ее исправила. Разговор был тяжелым. Я чувствовала себя виноватой перед Муромцевым за то, что сорвала его с «насиженного» места ректора института. Ректором он был хорошим. А теперь обратно не вернешь. Институтом руководит другой человек. Предложила Муромцеву должность замначальника управления музучреждений в министерстве, но он отказался. Сказал, что давно собирался уйти на пенсию, устал. Чувствую, что он затаил на меня обиду. Вот, еще одного хорошего человека обидела Фурцева.
Никогда не считала Новый год особенным праздником. Праздники для меня – 8 марта, Первомай, 7 ноября. Вижу что-то неестественное в бодром новогоднем веселье. Пусть все плохое останется в старом году! Хотелось бы, но так же никогда не бывает. И все это знают, но притворяются. Не люблю пустого притворного веселья. Но приходится принимать участие. 8 марта – совсем другое дело. Это женский праздник, предвестник весны. Люблю весну. Первомай для меня – память о молодости. Помню, как еще девчонкой ходила на демонстрации. Мысленно сравниваю те демонстрации с этими. Радуюсь переменам. Годовщина Октября – самый великий из праздников. С этой даты все и началось.
А Новый год – пустое. Неестественные улыбки, фальшивые слова, шампанское, навязшая в зубах песенка про пять минут[153]
. Блеску и мишуры много, а радости нет. Не люблю. Не привыкла.Собиралась написать о маме, да все не поднималась рука. Первый Новый год встретили без нее. Я привыкла к тому, что мама всегда рядом. Даже когда она была далеко, я ощущала ее присутствие, мысленно с ней разговаривала. Поверить не могу, что мамы больше нет. Жалею о том, что из-за моей бешеной работы нам редко удавалось поговорить по душам. Мне часто говорили, что мы с мамой похожи. А мама, когда сердилась на меня, удивлялась – в кого ты только пошла такая? Ничего моего нет! Помню, как мама не хотела отпускать меня в Черноземье. «С ума сошла? Ты же ткачиха! Что ты понимаешь в сельском хозяйстве?» В сельском хозяйстве я тогда в самом деле ничего не понимала. Но верила, что справлюсь. Это у меня от мамы – верить в себя. «Сдюжим, мы живучие», – это любимая мамина присказка. Если веришь в себя по-настоящему, то сдюжишь.
Вижу маму во сне каждый день. Стоит в белой рубашке, с распущенными волосами, смотрит на меня и как будто хочет что-то сказать. Но ничего не говорит, только смотрит. Маришке она тоже снится. Бедная девочка скучает по своей прабабушке. Мне почему-то казалось, что дети легко примиряются со смертью близких. Это не так. Или просто внучка у меня такая чувствительная?
Без мамы чувствую себя очень одиноко. Завидую тем, кто верит в загробную жизнь. Так проще жить. Боль утраты меньше.
Мы с мамой хорошо понимали друг друга, но часто спорили. Находила коса на камень. Характеры одинаковые, одна другой не уступала. Сейчас жалею о том, что мы тратили драгоценное время на никчемные споры. Пообещала себе стараться не спорить со Светланой. Лучше поговорить о чем-то хорошем, чтобы она потом не жалела о том, о чем сейчас жалею я.
Мама ушла, и теперь у меня такое чувство, будто я следующая. Скоро придет и мой черед. Пока мама была жива, я думала – эка невидаль, шестьдесят лет. Маме восемьдесят, а она такая бодрая. А после маминой смерти я вдруг ощутила себя старой. Почему-то кажется, что смерть моя не за горами. Гоню от себя эту черную мысль, но она возвращается снова и снова. Заботливая Надя[154]
привезла мне какое-то чудодейственное французское лекарство от нервов, но оно не помогает. Не могут французские пилюльки справиться с русской хандрой. Наша хандра лечится только нашими средствами.