Он принимал душ, и письмо Джоэла все не шло у него из головы. Хватит писать Джоэлу. Дурацкая была затея, и она уже в прошлом. Теперь Эмметт знал то, чего не знала Талли, и не скажет ни одной живой душе. Его коробило, что он знал тайну ее брата и ничего ей не рассказывал. У нее загорались глаза, когда она говорила о Лионеле, даже когда он доставлял ей беспокойство.
Эмметт сделал воду в душе максимально горячей в попытке смыть с себя грехи и опять вышел, благоухая как Талли. Он взял с собой в ванную пакет с туалетными принадлежностями и, положив на язык таблетку бета-блокатора, запил водой из крана. Эмметт воспользовался зубной нитью и почистил зубы своей компактной зубной щеткой и пастой, использовал свой собственный дезодорант с лесным ароматом, напомнив себе, что скоро отсюда уедет. Он надел темно-синий костюм, который Талли повесила на двери. Она сказала, что собиралась вернуть покупку, но забыла. Потом хотела пожертвовать его на благотворительные цели, но руки не дошли. Вот он и висел, в застегнутом на молнию чехле, в дальней части шкафа, рядом с пальто и платьями, похожий на злого духа. Предвестника чего именно, она не знала. «Может, узнаю сегодня», – сказала она и как бы устрашающе пошевелила пальцами, что вызвало у него улыбку.
Костюм, дорогой и узкий, был немного тесен Эмметту в талии, да и штанины оказались коротковаты. Рукава пиджака доходили как раз до запястий, но слишком уж вздергивались, когда он вытягивал руки вперед или вверх. Он посмотрел на свое отражение в полный рост в зеркале на внутренней стороне двери ванной, держа руки прямо над головой, будто ныряльщик вниз головой, которому суждено выиграть олимпийское «золото», вызвав минимальные брызги. Талли выдала ему и белую рубашку с газово-голубым галстуком и пару тонких темно-синих в мелкий светло-голубой горошек носков. Эмметт пригладил волосы и бороду, подался вперед и замер, глядя на отражение – он смотрел так долго, что почувствовал, что начинается деперсонализация. Чтобы остановить ее, он надолго закрыл глаза.
Талли постучала в дверь. Сердце у него бухнуло, и он порадовался, что бета-блокатор достаточно скоро подействует и смягчит его состояние. Он всегда сверхчувствительно относился к своему сердцебиению, распознавая малейшие нюансы типичной электрической регулировки в течение дня.
– Как все это смотрится? – спросила она.
– Ты сама скажи, – открывая дверь, ответил Эмметт, и сердце его теперь маршировало как целое войско.
– Ух ты, получилось! При полном параде! Смотрится на тебе великолепно! – живо отозвалась Талли из коридора и щелкнула выключателем у себя за спиной. Лампочки с потолка отбрасывали широкоугольный свет на стены и узкую полоску пола у них под ногами. От их фигур в углах вырисовывались неожиданные тени, как тьма и свет на картине Караваджо. Она смерила его взглядм, остановилась на лице, встретилась с ним глазами, улыбнулась.
Эмметт внимательно оглядел ее. Стальной серый пиджак и такого же цвета узкая до колена юбка. Колготки и черные туфли на каблуке, в которых она была с ним нос к носу. Скалли была невероятно привлекательна. А Талли в костюме перед ним? Столь же неотразима.
– Ты выглядишь прямо-таки потрясающе. Э-э, это и есть юбка-карандаш? Она одного цвета с карандашом. Поэтому так и называется? – спросил он.
Талли рассмеялась, но сначала поблагодарила за комплимент.
– Что? Я ошибся? – хмыкнув, продолжал он. Он действительно не знал, что такое юбка-карандаш, и, похоже, объяснять она не собиралась.
– Мужчины – забавные, – похлопав его по плечу, сказала она и протянула ему бейджик ФБР Малдера, который они купили в костюмном магазине. Он прицепил его на тот же манер, что и Талли. – Малдер и Скалли все время ходят в плащах, и сегодня вечер для плаща подходящий, но у меня, увы, только один.
– Бейджики произведут желаемый эффект, – повернув свой в горизонтальное положение, сказал Эмметт. На него смотрело перевернутое лицо Малдера.
– Готов?
– Погоди, – сказал он и снял с себя цепочку. – Скалли носит крест.
– Ой, нет. Ты уверен? Тебе дорог этот кулон, не хотелось бы, чтобы с ним что-нибудь случилось.
– Не переживай, – сказал он и зашел ей за спину. Она приподняла волосы с шеи, он застегнул замочек. Золотой крест замерцал, как пламя свечи, повиснув чуть ниже ямочки на шее, над незастегнутой верхней пуговицей ее смертельной белизны блузки.
Талли