Покончив с обедом в пабе, они пошли есть джелато. Талли заказала страчателлу с базиликом. Эмметт – пекановое масло с черешней. Он оплатил и обед, и мороженое. Они шли по Фокс-Коммонс со своими стаканчиками и бледными ложечками.
В его родном городе были добрые соседи, но ничего похожего на Фокс-Коммонс не было. Это был не просто жилой район, а полноценный город в городе. Чистый и безопасный. Место, где люди жили и работали, и, если бы здесь случилось что-то ужасное, жители бы с искренним видом сказали бы перед новостной камерой: «Мы даже представить себе не могли, чтобы здесь могло такое произойти».
Дети были разодеты в лучшие хеллоуинские костюмы. Талли и Эмметт миновали шумную группу маленьких роботов, стайку принцесс, бессчетное число супергероев, трио мумий, несколько шабашей маленьких ведьм. У озера стояло довольно много передвижных закусочных: сладкий попкорн, смор[61]
и даже карамельные яблоки. Здесь же был устроен небольшой лабиринт из сена, и непокорные люди ныряли туда – их не останавливало даже тяжелое свинцовое небо, готовое в любую секунду взорваться. Мимо пробежала девочка с крыльями бабочки, напомнив ему об увядших крыльях в новом рюкзаке у Талли дома. Другая девочка взвизгнула, увидев что-то за их спинами, напугав Талли, которая сначала всплеснула руками, потом обернулась и рассмеялась.– Ох и напугала она меня! Разминка перед вечеринкой, – сказала она. – И вот что! Там будет куча еды. Вдоволь. И, кстати, надо заехать в кондитерскую за тортом. Лионел его обожает.
Так как Талли не взяла его за руку, он, не желая показаться нахальным, тоже не стал этого делать. Тепло прикосновения успокаивало, он не до конца осознавал, насколько ему этого не хватало. Она шла близко, иногда касаясь его плеча, чтобы привлечь его внимание к чему-то: к маленькой собачке в костюме цветка, к большому коричневому псу в костюме пирата, к мальчикам-близнецам, одетым в скунсов. И он знал, что она старалась увести его от дома, где двор был заставлен фальшивыми могильными камнями. Дурацкие каламбуры, торчащие среди листьев руки скелетов. Если люди в данное время по кому-нибудь не горевали, то врядли им пришло бы в голову, как трудно бывает в Хеллоуин тем, кто горевал. Так много смерти вокруг. Постоянные напоминания, какой конец ждет каждого, и все это непрерывно, не умолкая ни на секунду.
– Пойдем отсюда. Эти могилы… Терпеть не могу. – Талли потянула его за рукав.
Она взяла его за руку, и они направились в кондитерскую за тыквенным тортом, глазированным белым сливочным кремом. Пока она была внутри, Эмметт зашел на рынок через дорогу, взял из ведра букет подсолнухов, с которых капала вода, и понес к кассе. Когда она с тортом вышла на улицу, он взял его у нее из рук, заменив цветами.
– Ой, а это зачем? – улыбаясь, спросила она.
– Это тебе. И Ван Гогу.
– Ах да, милый Ван Гог. Спасибо, Эмметт, – сказала она и прижала цветы к груди.
Под свежими потоками дождя врассыпную разбежались одетые в костюмы дети и их родители, заскользили по гладкому асфальту машинки для гольфа. Эмметт и Талли, держась за руки и накрывшись капюшонами, неторопливо шли домой. Мимо освещенных крылечек и тыкв, мимо оранжевых ковриков у дверей и хеллоуинских венков. Талли здоровалась с соседями и махала им рукой. Соседи смотрели дружелюбно, на Эмметта тоже, все улыбались и счастливо занимались своими делами – ведь настал Хеллоуин.