Я (почти) в порядке

– В детстве каждое лето Лионел, я и наши двоюродные братья и сестры, пока родители работали, проводили у бабушки с маминой стороны. Она жила в Уэст-Энде. Ладно, хватит, у меня все! Теперь ты.

– Итак, бабушка Джинни и ее сестры были пчеловодами, что, с одной стороны, было весело, с другой – страшно, – сказал он. Официантка тем временем поставила на стол одну коричневую плетеную корзинку с ирландским содовым хлебом, другую – с хлебом на кислом тесте. Она придвинула им прямоугольники размягченного масла в фольге с трилистником[58] и спросила, нужно ли им еще время подумать.

– Мне, пожалуйста, рыбу с картофелем фри. И ему, если он любит рыбу с картофелем фри, – сказала официантке Талли. – Ты любишь рыбу с картофелем фри? Здесь это очень вкусно готовят. Мое любимое блюдо, – обращаясь к Эмметту, сказала Талли. Ей не пришлось читать то и дело отражавшее зеленый свет ламинированное меню, которое она отдала официантке.

– Да, мне, пожалуйста, рыбу с картофелем фри, – сказал Эмметт, довольный тем, что Талли облегчила ему жизнь.

(Официантку зовут Келли. На ее бейджике трилистник. На ней кроссовки без шнурков. Зеленые. Рядом с ней Талли – хорошенькая, с подкрашенными губами. Часть волос распущена по плечам. Она подкрасилась, немного принарядилась. В пабе играет Tunnel of Love Брюса Спрингстина. Американский бар… пусть даже ирландский паб… не будет американским баром, если в нем не крутят хотя бы по одной песне Брюса Спрингстина в день.)

– Пчеловоды! Потрясающе, – сказала Талли. Она широко раскрыла глаза, положила на колени салфетку и взяла нож. Они намазывали масло на хлеб, Эмметт говорил.

– Именно бабушка Вирджиния научила меня играть в джин рамми. Мы даже называли игру Джинни рамми. Она была папиной мамой, – сказал он. – У них с дедушкой Сэмюэлом была скандальная межрасовая связь. Это его Библия лежит в моем рюкзаке. Он подарил ее бабушке, она оставила ее мне.

Талли слушала его и ела.

Он рассказал, что семья деда владела в городе небольшим продуктовым магазином. И как бабушка продала ему мед. Как они полюбили друг друга, как им угрожали смертью. Как однажды кто-то попытался сжечь магазин.

– Да. Все так и было. Конечно, это происходило в юго-восточном Кентукки в конце сороковых – начале пятидесятых годов. Они хотели пожениться, но, разумеется, не могли. И тогда дедушку отправили в Корею. – Он рассказал, что в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году в сражении на высоте Порк Чоп Хилл дедушку убили, и примерно в это же время бабушка поняла, что беременна его отцом.

– Бабушка написала деду письмо и сообщила об этом, но не знала, получил он его или нет. Она не знала, дошла ли до него вообще весть о том, что она беременна, – горячо заключил Эмметт.

После того, что он столько врал, говорить наконец правду было так спокойно, будто разжимаешь крепко сжатый кулак. Бабушка Эмметта хранила некролог Сэмюэла под пленкой в фотоальбоме. Вместе с папой Эмметт ходил в большую публичную библиотеку, где они прочитали микрофишу[59] со статьей о пожаре в продуктовом магазине деда. Эмметт склонился над лицом деда, в его глазах была нежность. Он смотрел на это лицо так долго, что в глазах зарябило и изображение стало неразличимо серым.

– Как удивительно и как грустно. Вся эта история. Я хочу услышать абсолютно все. История твоей семьи, Эмметт, словно фильм, который я хочу посмотреть, и книга, которую хочу прочитать, – увлеченно сказала Талли. Его фальшивое имя сорвалось с ее губ будто сверчок.

Он представил, как его настоящее имя извергается из ее рта, взмывает вверх и исчезает. В другое время и в другом месте он бы всерьез увлекся Талли. Она была чертовски милой и по-настоящему заботилась о людях. Как часто окутывавшее его темное облако грозило совершенно стереть его с лица Земли, и ему было тяжело смотреть вперед дальше чем на несколько дней. Но Талли! Это был такой человек, с которым хотелось верить в утро понедельника.

Эмметту было комфортно в этой кабинке, пока она пытливо, будто в карту острова сокровищ, вглядывалась в его лицо. Почему слова его рассказа лились без остановки? Он все говорил и говорил. Рассказал ей, какими миролюбивыми хиппи среди жгучего, бьющего ключом невежества родного города были его бабушка и дедушка с материнской стороны. Рассказал еще о семье Кристины и о том, насколько хорошо известна в городке была легенда о том, что отец Кристины раньше, когда они были моложе, страдал по матери Эмметта и твердил всем, что однажды на ней женится.