Я подарю тебе меч (СИ)

— Прошлой ночью мы столкнулись с десятком упырей. Мне с моими волками удалось отбиться, но Хаггон был уже стар и не успел убежать. Сразу несколько упырей схватили его и буквально разорвали на части, — Варамир ссутулился под своим плащом и плотнее обхватил себя руками. Игритт неловко погладила его по плечу. Ее глаза блеснули слезами — она тоже знала старого охотника и была привязана к нему.

— Как далеко отсюда это было? — спросил Бенджен. Варамир скривил губы, глядя на черный плащ дозорного, но ответил:

— На том берегу озера. Мы с волками старались путать следы, так что, может быть, упыри направились в другую сторону, и, если нам очень повезет, мы их не встретим. Но…

— На везение не стоит рассчитывать, — закончил за него Бенджен. Он подбросил в костер пару сухих веток и сел рядом с Джоном.

— Это был кто-то, кто был тебе дорог? — спросил он тихо. Джон кивнул. — Мне очень жаль.

— Мне тоже, — вздохнул Джон. — Хотя, ты знаешь, он ведь не полностью умер.

Бенджен прищурился непонимающе, и Джон поспешил объяснить:

— Оборотни живут две жизни. Когда заканчивается человеческая жизнь, душа оборотня может переселиться в своего зверя. Так что Хаггон все еще с нами.

«Правда, ненадолго». Человеческая память слабеет быстро, так учили и Хаггон, и матушка Гутрун, и вскоре в волке останется только волк. Но пока прошел всего только день, и старый охотник должен еще его помнить. Серая Шкура лежал поодаль от других волков, положив голову на передние лапы. Это был старый волк, тощий и почти беззубый. Джон подошел к нему, опустился на корточки, чтобы погладить жесткую шерсть.

— Хаггон, — прошептал он, — спасибо тебе. Пусть ты и не смог дойти, ты видишь, что с нами все в порядке. Ты выполнил то, о чем просила тебя моя мать, и погиб с честью. Пусть твоя вторая жизнь будет долгой, проще и слаще первой.

Но волк лишь взглянул на него равнодушно и отвернулся.

2.

Снег шел всю ночь, не прекратился он и утром. Четыре человека, четыре волка и лютоволк изо всех сил старались оставить как можно большее расстояние между собой и озером, но людям каждый шаг давался с трудом, а волки иногда проваливались в большие сугробы с головой. Серая Шкура особенно тревожил Джона: он плелся позади всех, опустив голову и не проявляя интереса ни к чему, будто заболел или совсем обессилел. Но Варамир, с которым Джон поделился своими опасениями, только пожал плечами:

— Старый уже. Недолго, видать, осталось.

— Как ты можешь так говорить! — Джона возмутило равнодушие в его голосе. — В нем же Хаггон!

— Вот что ты думаешь? — взгляд бесцветных маленьких глаз впился в лицо Джона. Потом Варамир покачал головой: — Увы, нет. Может, все произошло слишком быстро и у него не хватило сил… Но он не смог перед смертью войти в своего волка. Когда я понял это, то взял Серую Шкуру себе.

Услышанное так поразило Джона, что он опомнился, лишь когда Призрак стал тянуть его за рукав. Спутники успели уйти далеко вперед, так что сквозь пелену снега он с трудом различал их смутные тени, и, пока догонял их, вспотел под своим овчинным плащом и курткой. Но слова Варамира все никак не выходили у него из головы. Значит, Хаггон умер окончательно. А Варамир взял его волка… Джона передернуло от отвращения. У оборотней не было законов, как не было их ни у кого из вольного народа, но своим неписаным правилам они следовали неукоснительно. Мерзостью считалось вселяться в тела других людей, охотиться на других людей и есть их, спариваться, находясь в шкуре своего зверя, и отбирать зверей у других оборотней. Но ведь, попытался убедить себя Джон, Варамир же не отнял волка у Хаггона насильно. Раз учитель умер, не успев переселиться в звериное тело, то ученик взял на себя заботу об оставшемся одиноком волке — это, по-своему, так же благородно, как позаботиться об утратившем родителей сироте. Но Джону все равно было не по себе. Он помнил Искорку: после смерти матушки Гутрун ее старая волчица прожила недолго, но уходила в мире и спокойствии, и казалось, что ее глазами смотрит мудрая старуха. Серая же Шкура был откровенно несчастен.

Наверное, когда они доберутся до войска Манса, Джон должен будет рассказать об этом другим оборотням. Интересно, кто теперь будет возглавлять их сходки. Может быть, мать?.. Оборотней старше нее среди вольного народа было немало, но она была одной из сильнейших, и ее зверем, как и у самого Джона, был лютоволк — более крупный и умный родич волков.