Я подарю тебе меч (СИ)

— Вы не должны об этом беспокоиться, м’леди Лианна, лорд Эддард никогда не пропустит этих упырей так далеко. А вот если одичалые сбегут из своего загона, как эта пигалица, — он кивнул на Рябинку, которая с того момента, как нашла Лианну, неотступно следовала за ней, — и доберутся до нас, то без охраны вокруг стащат все, что не прибито…

Девочка громко фыркнула, а Лианна огорченно вздохнула. Как же люди упорно держатся за старую вражду и предрассудки! Даже такие достойные, как Алин.

Она коснулась его руки.

— Я нисколько не сомневаюсь, что Нед сделает все возможное, чтобы не допустить продвижение мертвецов на юг, но ты сам знаешь — боги охотнее прислушиваются к молитвам тех, кто и сам заботится о себе. Сделай, как я прошу. Если вдруг кто-то из вольного народа и доберется до лагеря, я поговорю с ними. И поговорю с Недом, когда он вернется, скажу ему, что вы все выполняли мои распоряжения, и вся ответственность лежит на мне. Обещаю.

Алин еще поколебался, но, когда Лианна, отпустив грубый рукав его камзола, будто бы невзначай положила руку на свой живот, смутился и закивал.

— Конечно, м’леди, вы только не переживайте. Мы сделаем все для вашей безопасности, я сейчас соберу всех…

Когда он направился к своим воинам, чтобы отдать распоряжения, рука Лианны скользнула под плащ — на эфес «Разящего врагов», как она называла свой маленький клинок, точная копия которого была и у Джона. Носить меч на поясе становилось с каждым днем все неудобней, но она и помыслить не могла с ним расстаться. Ее мир, и все, что его составляло, вновь, как и пятнадцать лет назад, разлетелся на мелкие куски, и меч был одной из немногих вещей, что остались с ней и помогали скрепить его заново. Младенец, ворочавшийся в ее чреве, давал ей волю к жизни, а меч в руке — надежду на выживание. Свое, еще не рожденной дочери и шестерых крохотных существ, которых сейчас Рябинка помогала устроить на меховой шкуре, постеленной прямо на снег, в то время как гвардейцы уже разжигали костры. Потом они встали вокруг с обнаженными мечами, всматриваясь в темноту. Лианна хотела было стоять на страже вместе с ними, но ей уже было тяжело долго находиться на ногах, и она дала себя уговорить сесть на меха ближе к костру. Потекли часы длительного ожидания, когда оставалось только подбрасывать ветки в огонь, следить, чтобы лютоволчата не расползлись, и слушать, как гвардейцы обмениваются односложными репликами. Этого было недостаточно, чтобы удержать Лианну от погружения в собственные невеселые мысли, и она, рассеянно перебирая мягкую шерстку маленькой самочки, прижимавшейся к ее животу, все глубже уходила в себя, вновь бередя еще не зажившие раны: потерю Серой Звезды и Манса. Смерть лютоволчицы была несомненной, но какая-то часть ее души все еще оставалась с Лианной, их связь — человека и зверя, в чем-то оказалась сильнее смерти, выдернув эту частицу из умершего тела. А может, сильнее оказалась любовь Серой Звезды к ее детям — прижимая к себе мохнатые тельца, Лианна явственно слышала внутри себя довольное и умиротворенное ворчание их матери.

Потеря Манса ощущалась по-другому. Лианна не была свидетельницей его смерти, не видела разрубленного мечом тела, и где-то подспудно в ее сердце продолжала тлеть надежда на чудо. Усилием разума она пыталась обуздать эту беспочвенную надежду. Так уже было, пятнадцать лет назад — когда Рейгар ушел от нее на войну и погиб, а она захлебывалась слезами, нося под сердцем сына, но продолжала втайне надеяться, вопреки всему, пока остатки той надежды не вытекли из нее вместе с кровью на родильном ложе. Ее глаза высохли, а пустоту в сердце заполнила любовь к новорожденному сыну и воля к жизни ради него. После до нее дошли вести о том, что тело Рейгара было сожжено, как всегда делалось у Таргариенов. Но тела Манса так и не нашли… Что, впрочем, ничего не значило, тут же одернула себя Лианна. Скорее всего, случилось худшее: его мертвой плотью овладели Иные. Она попыталась представить своего второго возлюбленного и мужа в виде синеглазого упыря и не смогла: он весь, все его тело, от смелых проницательных карих глаз и каштановых волос, упорно сопротивляющихся инею седины, который их коснулся лишь кое-где, до сильных и теплых, надежных рук, широкой груди, к которой она так любила прижиматься, и быстрых ног, которые холодными ночами под жаркими шкурами так часто сплетались с ее ногами, был полон жизни. Казалось немыслимым, что вся эта жизнь могла исчезнуть, уступив место вечному холоду.

Пламя костров и нечеткие контуры иссеченных метелью холмов за ними стали расплываться. Лианна смахнула с ресниц солоноватую влагу. Но очертания заснеженных вершин продолжали колебаться, то поднимаясь, то опускаясь, будто земля под покрывавшим ее снегом и льдом внезапно разверзлась, и ее сменили волнующиеся морские глубины.

— Во имя всех богов! — ахнул кто-то из гвардейцев, и Лианна поняла, что ей это не примерещилось. — Что это еще за чудовища?..

— Стройтесь! — скомандовал Алин. — Оружие к бою!