Я подарю тебе меч (СИ)

Задумавшись о Рейгаре и о том, что могло связывать того с Молодой Волчицей, он вернулся в дом и снял со скамьи лютню. А потом только стал спускаться к озеру.

Лианна с лютоволчицей стояла у самой воды, мелкие волны лизали песок у ее ног. Манс остановился в нескольких шагах позади и взял пару простых аккордов, раздумывая, что бы ей сыграть. Он знал множество песен, шуточных, застольных и неприличных, но сейчас они были не к месту.

— Ты знаешь песню о Зимней розе? — Это был странный вопрос, ведь весь вольный народ знал песни Баэля-Барда, но обернувшаяся Лианна покачала головой:

— Я люблю зимние розы. Любила. Но никогда не слышала такой песни. Споешь ее мне?

… Баэль-Бард был королем вольного народа и великим воином. Старк из Винтерфелла никак не мог его поймать и в сердцах назвал его трусом. И тогда Баэль пришел в Винтерфелл с арфой, как певец. Он назвался Обманщиком со Скагоса, но люди, живущие по ту сторону Стены, давно забыли язык своих предков, и лорд Старк услышал просто имя. Баэль играл ему и пел половину ночи, и в награду за труды попросил самый прекрасный цветок Винтерфелла. Лорд решил, что речь идет о розе из его теплиц, но на самом деле прекраснейшей розой его замка была его дочь…

Манс тихо заиграл и запел, и вдруг оборвал себя сам. Эта песня была о ней — но не о нем. Она погружала Лианну в прошлое, туда, где играл на арфе и целовал ее драконий принц, навеки оставшийся молодым и прекрасным героем и подаривший ей сына.

— Нет, — сказал он, — я спою другую.

Серая Звезда зашла в озеро глубже, так что намок кончик пышного хвоста. Из воды перед самой ее мордой выскочила рыбка, волчица клацнула зубами, но промахнулась. Женщина рассмеялась. Ее теплый смех вплелся в переплески волн и древесные шорохи, рождая нежную музыку.

Слыша ее прямо у себя в голове, Манс остановился в нескольких шагах позади и тронул струны, взяв начальный аккорд. За ним нашелся второй, а на язык сами собой стали приходить слова:

Коль не от сердца песнь идет,

Она не стоит ни гроша,

А сердце песни не споет,

Любви не зная совершенной.

Мои кансоны вдохновенны —

Любовью у меня горят

И сердце, и уста, и взгляд.

Лианна замерла, прижав к груди руки, а потом сделала к нему шаг. Он не знал, видит ли она сейчас его, Манса, или же призрак принца-арфиста, но продолжал тихо петь, не сходя с места, чувствуя, как между ними протягивается невидимая нить, тоньше паутины, крепче самого толстого каната. И с каждой строкой, с каждым аккордом расстояние между ними сокращалось.

Готов ручаться наперед:

Не буду, пыл свой заглуша,

Забыв, куда мечта зовет,

Стремиться лишь к награде бренной!

Любви взыскую неизменной,

Любовь страданья укрепят,

Я им, как наслажденью, рад.

Рука с лютней опустилась, но музыка продолжала звучать в ушах, еще громче, чем когда струны еще дрожали под его пальцами. Лианна подошла уже так близко, что он чувствовал тепло ее дыхания и видел трепет увлажнившихся ресниц. Весь свет заслонило ее лицо, потом перед ним остались лишь огромные серые глаза. Поцелуй был робким и почти бесплотным, оставившим на губах привкус соли. Но зато теперь он был уверен, что видит она именно его.

Комментарий к Часть 4. Манс

В тексте цитируются стихи трубадура Бернарта де Вентадорна

========== Часть 5. Оборотни ==========

1.

Верхушка холма была укрыта туманом. Мужчина в черной шкуре с красными подпалинами поднялся туда, где его ждали еще три человека и четыре лошади. Невидимые людскому глазу лютоволки следовали за ним осторожно и бесшумно. Они остановились с подветренной стороны, чтобы не испугать лошадей, и наблюдали, спрятавшись в плотных тенях. Белый и красноглазый унюхал в земле мышиное семейство и принялся было раскапывать норку, но лютоволчица-мать молча оскалила зубы, и белый вновь застыл, опустив хвост.

Один из мужчин, тоже одетый в черную шкуру и с длинным серым когтем на поясе, похлопал черно-красного по плечу:

— Живой?

Тот даже не вздрогнул, хотя лютоволчица учуяла отголосок боли. «Слишком рано, он еще нездоров», — прошептал голос той ее части, что ходила на двух ногах.

— Живой. — Черно-красный залез на лошадь, старательно скрывая от товарищей болезненную гримасу. — Ну, чего ждем, Эббен? Едем.

— Постой. Мы тут привезли немного серебра, — один из черношкурых вытащил мешочек и позвенел им в воздухе. — Заплатить твоей знахарке.

— Неужто сир Деннис на меня раскошелился? — черно-красный («Манс», — снова шепнул в голове голос ) хмыкнул. — Что ж, тогда дарю это серебро вам, ребята. Потратьте с пользой на шлюх и выпивку за мое здоровье. Девчонке я спел пару песенок, ей хватило.