Я подарю тебе меч (СИ)

— Мой отец был принцем. Если кто-то захочет с ним сравниться и стать рядом с тобой, то он должен быть только королем, — сказал Джон серьезно.

Лианна рассмеялась.

— И где ты найдешь мне здесь короля? — она обвела рукой обступивший их со всех сторон Зачарованный лес. Если не считать деревеньки вольного народа, на много миль кругом не было ни души, кроме волков, медведей, лосей и множества более мелких зверей и птиц.

Сын тоже улыбнулся и пожал плечами, и она потянулась взлохматить ему волосы.

3.

Костер на поляне, окруженной чардревами, горел сильно и ровно, не давая дыма. Оборотни сидели на выступающих из земли валунах и прямо на земле, кто ближе к огню, кто дальше. Рядом с каждым был его зверь. «Где еще можно увидеть вместе волка и медведя, кабана и сумеречного кота, орла и горного козла», — подумала Лианна, вступая с сыном и лютоволками под сень кроваво-красных крон. Звери глядели недружелюбно, иногда раздавалось тихое рычание, но никто ни на кого не нападал.

Хаггон, гигант с мощными плечами, у ног которого сидел старый волк, поприветствовал новоприбывших:

— Боги благоволят к тебе, Молодая Волчица, раз одарили и твоего сына.

— Сильный дар, — кивнула Гризелла, невысокая крепко сбитая женщина, поглаживающая своего козла между рогов. Другие промолчали. Маленький и невзрачный, как мышь, ученик Хаггона, чьего имени Лианна не знала, смотрел исподлобья так пристально, что ей стало не по себе.

Джон потянул ее к чардреву с улыбающимся ликом, и она устроилась на толстом узловатом корне. Сын стал рядом с ней, а лютоволки разлеглись по обе стороны, зорко за всеми наблюдая.

— Южанка, — процедил крупный чернобородый мужчина, за его спиной зафыркал огромный черный кабан, — и из Винтерфелльских Старков впридачу. Зачем ты позвал ее, Хаггон, да еще и вместе с отродьем? Матушку Гутрун все мы знали, а теперь кто за них отвечать будет?

Лианна сжала руку сына, призывая не вмешиваться.

— Я сама за себя отвечу, — гневно возразила она прежде, чем Хаггон нашелся, что сказать. — Я свободная женщина, такая же, как вы.

— Говорят, ты лечишь ворон, — протянул оборотень, у которого на плече чистил перья орел.

— Я лечу всех, кто в этом нуждается. Матушка Гутрун делала то же.

— Что, Орелл, — усмехнулась Гризелла, — клинья под нее подбиваешь? Думаешь, раз она привечает ворон, то позарится и на твою облезлую курицу?

— Облезлый — это про твоего козла! — вызверился на нее Орелл, но Хаггон прервал зарождающуюся ссору, хлопнув в ладоши. Звук получился таким громким, что все вздрогнули.

— Молодая Волчица много лет была ученицей матушки Гутрун, я ей доверяю, Боррок. А кто она и откуда — не наше дело. Все мы здесь братья и сестры. Какими бы разными не были наши звери, между нами больше сходства друг с другом, чем с кем-то еще. И важные вопросы мы должны решать сообща.

Орелл скривился, чернобородый Боррок пожал плечами, но возражать никто не стал.

— Новость, дошедшая до меня, мрачна и страшна. Я хочу, чтобы вы тоже услышали ее от тех, кто видел все своими глазами.

Хаггон сделал знак, и к костру приблизились двое мужчин, до этого сидевших в глубокой тени чардрев. Один из них поддерживал другого, за ними почти полз, прижимаясь к земле, пещерный медведь. Все трое подошли к границе светового круга и неуверенно остановились. Медведь лег, положив голову на передние лапы. Лианна вспомнила мужчин: они не были братьями и даже родственниками, но между ними было несомненное сходство — оба кряжистые, косматые, с длинными нечесаными бородами. И медведи раньше были у обоих.

— Говори, Бьерн, — велел Хаггон. — Расскажи всем то, что поведал мне.

Мужчина, который стоял, пошатываясь и держась за плечо товарища, поднял голову. Лианна вздрогнула. Лицо его было осунувшимся и изможденным, в глазах читалось какое-то тупое отчаяние. Прежде, чем до нее дошло, что это могло значить, Джон наклонился к самому ее уху и прошептал одними губами:

— Он потерял своего зверя.

Да, теперь и она видела это. То, чего так боялся каждый оборотень, и чего никак невозможно было избежать, ведь звериный век короче человеческого. Они знали, что умирать придется неоднократно, и каждый раз это будет настоящая, мучительная смерть. Неприятная мысль, которую хотелось загнать подальше. Но не получалось — Бьерн сейчас стоял перед ними и выглядел не лучше покойника.

После долгого молчания, когда он пытался что-то выдавить из себя, но получались только невнятные звуки, заговорил другой оборотень-медведь:

— Мы были далеко на севере. Летом там хорошая охота. Здесь Жесткому было слишком жарко, да и Сердитому тоже.

Бьерн при упоминании имени своего зверя сжался, обхватив себя руками.

— За Клыками Мороза мы разделились. Я направился к Стылому берегу, где мы с Жестким решили поохотиться на тюленей. А Бьерн с Сердитым взялись преследовать стадо оленей и повернули за ними дальше к северу.

— Дурак, — резко бросила Гризелла. — И ты тоже, Бирнир, коли не остановил его.

— В последние дни было так тепло, что на солнечных склонах даже подтаял снег, — сказал Бирнир, оправдываясь. — И мы утратили осторожность.