Я подарю тебе землю

— Уверяю вас, вы ничем не рискуете. Для начала я дам вам половину золотой унции — а, как вам известно, жалованье коменданта пограничного замка составляет три унции. А вы принесете мне пергамент, перо, чернила и воск для печати. Затем я напишу письмо, а вы его передадите, кому я скажу.

— И это все?

— Ничего больше.

— Так я могу просто забрать ваши манкусо и сбежать вместе с ними.

— Я, может быть, и больна, но не дура. Эти деньги я вам даю для того, чтобы вы купили пергамент и письменные принадлежности. Затем я напишу письмо, которое вы должны будете отнести, кому я скажу. Взамен этот человек даст вам оттиск своей печати, а вы принесёте его мне. Тогда я дам вам ещё полторы унции золотом. Таким образом, вместе с той половинкой унции вы получите целых две. Вы меня поняли?

Глаза стражника жадно сверкнули. Две унции золотом и впрямь были настоящим богатством. С этими деньгами он мог не только дать взятку командиру, чтобы тот отпустил его на день в Барселону, но и заплатить штраф, избавиться от этой постылой службы, уйти в отставку, купить неплохой участок земли, а также повозку, пару хороших лошадей и жить, не зная горя.

— Согласен, — ответил он, не раздумывая.

— Три дня я буду ждать вас здесь в это же время.

Эдельмунда тяжко вздохнула. Час мести пробил. В колонии сейчас проживало четырнадцать несчастных, хотя когда ее сюда привезли, их было девятнадцать. Время от времени сюда доставляли новых людей — за совершенные преступления или же просто потому, что они заразились этой проклятой болезнью. Однако значительно чаще кто-то из обитателей колонии отправлялся в тот путь, откуда еще никто не вернулся, и оставшиеся завидовали его избавлению. Когда его тело, опустив в яму, засыпали землей, на могиле ставили простой деревянный крест. Его имущество распределялось между остальными членами общины, а если какая-нибудь добрая душа приносила что-то из еды, или кому-то удавалось подстрелить на охоте какую-нибудь дичь, ее жарили на вертеле, устраивая прощальные поминки.

Поначалу Эдельмунда пыталась жить отдельно от остальных; однако вскоре поняла, что это невозможно. В первое время она старалась держаться поближе к выходу из пещеры, но потом, с наступлением суровой зимы, холод и отчаянная потребность хоть с кем-то поговорить вынуждали ее перебираться все ближе и ближе к огню и в конце концов стать полноправным членом этого голодного многострадального сообщества.

Прошел год со времени ее ужасной ссылки, когда она обнаружила, что ее тело стало покрываться гнойными язвами, но вместо ужаса неожиданно ощутила неведомое прежде чувство свободы. В тот же день в ее душе укоренилась мысль о том, что единственный ее долг перед встречей со смертью — отомстить негодяю за причиненное зло. Один из отверженных, в прошлой жизни — разбойник с большой дороги, который тоже попал сюда совершенно здоровым и заразился ужасной болезнью уже здесь, а потому знал толк в ненависти, дал ей отличный совет.

— Пока ненависть выжигает тебе кишки, тебе есть ради чего жить, когда же она угаснет, тебе все станет безразлично.

Каждую ночь она рассказывала Кугату о своей жизни и как здесь оказалась. Однажды он дал ей еще один совет и помог разработать план мести.

В одну весеннюю ночь они сидели возле догорающего костра, попивая горячий отвар из собранных ее другом трав, который хорошо помогал от бессонницы. Остальные уже спали, и лишь парочка отверженных совокуплялась под одеялом.

— Счастливые! — вздохнул Кугат. — Они ещё могут этим заниматься. А мой стручок давно сгнил, тот жалкий обрубок, что от него остался, все равно ни на что не годен.

— А меня давно уже не волнуют подобные вещи, — призналась Эдельмунда. — Единственное, что ещё живо в моей душе — ненависть. Мне бы выбраться отсюда — ну, хоть на один день, чтобы убить этого мерзавца. А там — будь что будет.

— Так зачем же сидеть и ждать? Разумеется, ты не можешь отомстить ему сама, но можешь устроить так, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

— Я не понимаю тебя, Кугат.

— Все очень просто: надо всего лишь найти человека, который сделает за тебя эту работу. С твоими деньгами это не составит труда.

— Как я его найду, не имея возможности выбраться отсюда? — безнадёжно покачала головой Эдельмунда.

— А его и не нужно искать, такой человек уже есть, — ответил Кугат. — Помнишь того юнца, чью возлюбленную изнасиловал твой враг? Не сомневаюсь, он возненавидит его ещё сильнее тебя.

— Да, но как я смогу с ним связаться?

— Я не сомневаюсь, что среди стражников есть такие, что охотно берут взятки. Например, завтра на страже стоит некий Олегер, который позволяет моему куму подойти к самому ручью, и я могу с ним поговорить.

— Но мой враг слишком могуществен, а Барселона прямо-таки напичкана стражей.

— Тот, другой, не менее могуществен, — напомнил Кугат. — И его причины для мести не менее серьёзны, чем твои.

— И как же я смогу это использовать? — спросила она.

— Напиши ему письмо, в котором все подробно расскажешь. А там уж он сам решит, как действовать.

— И кто передаст ему письмо?