Мы заходим в ресторан, но не садимся за столик; Густав ведет нас к окошку на вынос и мы делаем заказ. Я вижу, что опасный мужчина из куста немного этим разочарован, но он знает, что он опасный мужчина из куста, так же хорошо, как я знаю, что я Станци, героиня вашей книги, никто, человек и две личности в одном теле, а Густав знает, что он тот парень, который строит невидимый вертолет. Мы втроем – не самые популярные люди района.
========== Станци — вечер понедельника — спать-рвать-целовать-танцевать-выпивать ==========
Я заказываю буррито, потому что его легко есть на ходу, а Густав явно собирается сделать именно так – он разворачивается и уходит еще до того, как мы с мужчиной из-за куста успеваем сделать заказ. Густав заказывает тамале в пенопластовом контейнере, а мужчина из-за куста берет dos pollo энчиладас; если честно, завидую, потому что я бы тоже их заказала, если бы мы сели за столик, как нормальные люди. Я не произношу этого вслух, но стоит мне об этом подумать, как мужчина из-за куста похлопывает меня по плечу и отдает мне свой контейнер энчиладас. Я отдаю ему буррито и благодарю. Он отвечает en español:
– De nada.
Когда мы возвращаемся к Густаву в гараж, он забирается в невидимую кабину, чтобы поесть одному, а мужчина из-за куста прощается и идет к себе домой. Или в куст. В общем, туда, где он съест буррито. Я сажусь на перевернутое ведро от краски, раскладываю на коленях контейнер с энчиладас, рисом и бобами и начинаю есть пластиковыми ножом и вилкой.
– Зачем ты вообще с ним разговариваешь? – спрашивает Густав.
– Мне его жалко.
– Он же чокнутый!
– Он купил тебе вертолет, – замечаю я.
– Но он все равно свихнулся, – отвечает Густав. – Он купил его мне, только когда я сказал, что не выдержу больше ни секунды такой жизни.
Я не отвечаю. Думаю, он преувеличивает. Или он тогда как раз выстроил себе теорию и не вылезал из снегоступов.
– Я даже не знаю, полетит эта штука или нет, – признается Густав. – Возможно, он купил мне ее, просто чтобы я отвлекся.
– Кто-то сказал бы, что мы все сошли с ума, – замечаю я. Густав запихивает в рот почти целую тамале и жует, кажется, с минуту. Я добавляю: – Но это же неправда. То есть, не по-настоящему.
Густав смотрит на меня со смесью горечи и любопытства.
– У тебя правда есть его буквы? – спрашивает он. – Ты что, правда его целовала?
– Да.
– Почему?
– Почему нет?
– Это не ответ!
– Не знаю, – признаюсь я. – Он просто хочет, чтобы его любили. Он просто хочет раздавать людям буквы. Это правда прекрасные буквы. Никогда ничего подобного не видела.
– Все хотят, чтобы их любили, – отвечает Густав.
Дальше мы едим молча, и, разделавшись с тамале, Густав берет свой пояс с инструментами и возвращается к работе. Я спрашиваю, чем он занимается теперь, и он отвечает, что закрепляет приборную панель, проверив все дисплеи, переключатели и кнопки. Он обещает, что скоро все будет готово к полету:
– Может, даже завтра.
– Завтра?
– Вторник – идеальный день недели для отлета, – замечает он.
– Согласна.
– Ты мне доверяешь?
– Да.
– Почему?
– Почему нет?
В этот раз Густав не требует более логичного ответа. В этот раз он понимает, что я серьезно. Он знает, что у нас нет вариантов ответа под буквами. Он знает, что мы не мыши в фанерном лабиринте школы. Он знает, что я тоже больше не выдержу такой жизни.
– Думаешь, правда… завтра? – спрашиваю я.
– Думаю, да. С утра чуть-чуть проверю, как он работает. – Он смотрит себе под ноги – думаю, что на педали. – А потом можно лететь.
– До сих пор не понимаю, как можно лететь в невидимое место. Мужчина из-за куста больше ничего не говорил?
– Он сказал, что там месторождение гениев.
– Но он же говорил, что оно невидимое?
– Говорил. Но он же чокнутый, не забывай, – напоминает Густав. – Только представь себе такое место, где ты никогда больше не почувствуешь себя как в детском саду. Никаких оценок, никаких секретов и никакой ерунды.
– Он так и сказал?
– Не знаю, я так представил.
Я с минуту молча стою и представляю, как для меня выглядит месторождение гениев. Я вижу, как избавляю мир от вины. Я вижу, как мы с родителями никуда больше не ездим.
– Ладно, – говорю я наконец, – родители, наверно, меня уже потеряли. А мы с Чайной целый день прогуливали.
– Вот бы взять Чайну с собой, – замечает Густав.
– Она его не видит.
– Даже по четвергам?
– Ага. Она врала.
– Вот как, – удивляется Густав. – Похоже, она слишком много общается с Лансдейл Круз. Обычно Чайна говорит правду.
Я сомневаюсь, что есть хоть кто-то, кто бы обычно говорил правду, и ничего не отвечаю.
– Что возьмешь с собой? – спрашивает Густав. Секунду подумав, я отвечаю:
– Инструменты для препарирования, дневник наблюдений, защитные очки и сменную одежду. Нормально?
– Ты полетишь в халате? – спрашивает Густав, показывая на мой халат.
– Конечно.
– Я думал, может, оставишь здесь.
– С чего бы?
– Почему бы и нет?
Я выбрасываю в мусор пустой контейнер из-под энчиладас.
– Спокойной ночи, Густав. Надеюсь завтра увидеть тебя и твой чудесный вертолет.
Густав машет рукой и говорит что-то про тахометр.
Мужчина снова в плаще.