Читаем Я ползу сквозь (ЛП) полностью

Мы заходим в ресторан, но не садимся за столик; Густав ведет нас к окошку на вынос и мы делаем заказ. Я вижу, что опасный мужчина из куста немного этим разочарован, но он знает, что он опасный мужчина из куста, так же хорошо, как я знаю, что я Станци, героиня вашей книги, никто, человек и две личности в одном теле, а Густав знает, что он тот парень, который строит невидимый вертолет. Мы втроем – не самые популярные люди района.

========== Станци — вечер понедельника — спать-рвать-целовать-танцевать-выпивать ==========

Я заказываю буррито, потому что его легко есть на ходу, а Густав явно собирается сделать именно так – он разворачивается и уходит еще до того, как мы с мужчиной из-за куста успеваем сделать заказ. Густав заказывает тамале в пенопластовом контейнере, а мужчина из-за куста берет dos pollo энчиладас; если честно, завидую, потому что я бы тоже их заказала, если бы мы сели за столик, как нормальные люди. Я не произношу этого вслух, но стоит мне об этом подумать, как мужчина из-за куста похлопывает меня по плечу и отдает мне свой контейнер энчиладас. Я отдаю ему буррито и благодарю. Он отвечает en español:

– De nada.

Когда мы возвращаемся к Густаву в гараж, он забирается в невидимую кабину, чтобы поесть одному, а мужчина из-за куста прощается и идет к себе домой. Или в куст. В общем, туда, где он съест буррито. Я сажусь на перевернутое ведро от краски, раскладываю на коленях контейнер с энчиладас, рисом и бобами и начинаю есть пластиковыми ножом и вилкой.

– Зачем ты вообще с ним разговариваешь? – спрашивает Густав.

– Мне его жалко.

– Он же чокнутый!

– Он купил тебе вертолет, – замечаю я.

– Но он все равно свихнулся, – отвечает Густав. – Он купил его мне, только когда я сказал, что не выдержу больше ни секунды такой жизни.

Я не отвечаю. Думаю, он преувеличивает. Или он тогда как раз выстроил себе теорию и не вылезал из снегоступов.

– Я даже не знаю, полетит эта штука или нет, – признается Густав. – Возможно, он купил мне ее, просто чтобы я отвлекся.

– Кто-то сказал бы, что мы все сошли с ума, – замечаю я. Густав запихивает в рот почти целую тамале и жует, кажется, с минуту. Я добавляю: – Но это же неправда. То есть, не по-настоящему.

Густав смотрит на меня со смесью горечи и любопытства.

– У тебя правда есть его буквы? – спрашивает он. – Ты что, правда его целовала?

– Да.

– Почему?

– Почему нет?

– Это не ответ!

– Не знаю, – признаюсь я. – Он просто хочет, чтобы его любили. Он просто хочет раздавать людям буквы. Это правда прекрасные буквы. Никогда ничего подобного не видела.

– Все хотят, чтобы их любили, – отвечает Густав.

Дальше мы едим молча, и, разделавшись с тамале, Густав берет свой пояс с инструментами и возвращается к работе. Я спрашиваю, чем он занимается теперь, и он отвечает, что закрепляет приборную панель, проверив все дисплеи, переключатели и кнопки. Он обещает, что скоро все будет готово к полету:

– Может, даже завтра.

– Завтра?

– Вторник – идеальный день недели для отлета, – замечает он.

– Согласна.

– Ты мне доверяешь?

– Да.

– Почему?

– Почему нет?

В этот раз Густав не требует более логичного ответа. В этот раз он понимает, что я серьезно. Он знает, что у нас нет вариантов ответа под буквами. Он знает, что мы не мыши в фанерном лабиринте школы. Он знает, что я тоже больше не выдержу такой жизни.

– Думаешь, правда… завтра? – спрашиваю я.

– Думаю, да. С утра чуть-чуть проверю, как он работает. – Он смотрит себе под ноги – думаю, что на педали. – А потом можно лететь.

– До сих пор не понимаю, как можно лететь в невидимое место. Мужчина из-за куста больше ничего не говорил?

– Он сказал, что там месторождение гениев.

– Но он же говорил, что оно невидимое?

– Говорил. Но он же чокнутый, не забывай, – напоминает Густав. – Только представь себе такое место, где ты никогда больше не почувствуешь себя как в детском саду. Никаких оценок, никаких секретов и никакой ерунды.

– Он так и сказал?

– Не знаю, я так представил.

Я с минуту молча стою и представляю, как для меня выглядит месторождение гениев. Я вижу, как избавляю мир от вины. Я вижу, как мы с родителями никуда больше не ездим.

– Ладно, – говорю я наконец, – родители, наверно, меня уже потеряли. А мы с Чайной целый день прогуливали.

– Вот бы взять Чайну с собой, – замечает Густав.

– Она его не видит.

– Даже по четвергам?

– Ага. Она врала.

– Вот как, – удивляется Густав. – Похоже, она слишком много общается с Лансдейл Круз. Обычно Чайна говорит правду.

Я сомневаюсь, что есть хоть кто-то, кто бы обычно говорил правду, и ничего не отвечаю.

– Что возьмешь с собой? – спрашивает Густав. Секунду подумав, я отвечаю:

– Инструменты для препарирования, дневник наблюдений, защитные очки и сменную одежду. Нормально?

– Ты полетишь в халате? – спрашивает Густав, показывая на мой халат.

– Конечно.

– Я думал, может, оставишь здесь.

– С чего бы?

– Почему бы и нет?

Я выбрасываю в мусор пустой контейнер из-под энчиладас.

– Спокойной ночи, Густав. Надеюсь завтра увидеть тебя и твой чудесный вертолет.

Густав машет рукой и говорит что-то про тахометр.

Мужчина снова в плаще.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Зеленое золото
Зеленое золото

Испокон веков природа была врагом человека. Природа скупилась на дары, природа нередко вставала суровым и непреодолимым препятствием на пути человека. Покорить ее, преобразовать соответственно своим желаниям и потребностям всегда стоило человеку огромных сил, но зато, когда это удавалось, в книгу истории вписывались самые зажигательные, самые захватывающие страницы.Эта книга о событиях плана преобразования туликсаареской природы в советской Эстонии начала 50-х годов.Зеленое золото! Разве случайно народ дал лесу такое прекрасное название? Так надо защищать его… Пройдет какое-то время и люди увидят, как весело потечет по новому руслу вода, как станут подсыхать поля и луга, как пышно разрастутся вика и клевер, а каждая картофелина будет вырастать чуть ли не с репу… В какого великана превращается человек! Все хочет покорить, переделать по-своему, чтобы народу жилось лучше…

Освальд Александрович Тооминг

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Граждане
Граждане

Роман польского писателя Казимежа Брандыса «Граждане» (1954) рассказывает о социалистическом строительстве в Польше. Показывая, как в условиях народно-демократической Польши формируется социалистическое сознание людей, какая ведется борьба за нового человека, Казимеж Брандыс подчеркивает повсеместный, всеобъемлющий характер этой борьбы.В романе создана широкая, многоплановая картина новой Польши. События, описанные Брандысом, происходят на самых различных участках хозяйственной и культурной жизни. Сюжетную основу произведения составляют и история жилищного строительства в одном из районов Варшавы, и работа одной из варшавских газет, и затронутые по ходу действия события на заводе «Искра», и жизнь коллектива варшавской школы, и личные взаимоотношения героев.

Аркадий Тимофеевич Аверченко , Казимеж Брандыс

Проза / Роман, повесть / Юмор / Юмористическая проза / Роман