Я ползу сквозь (ЛП)

– Хочешь купить А? – спрашивает он, как будто мы не знакомы, не пили чай за кустом и не менялись едой.

– А у меня уже есть.

Он копается за кустом:

– Может, тогда С?

– У вас есть Ш?

Он снова копается в кусте и выносит две П. Он складывает их в смешную детскую утолщенную Ш.

– Это две П, – замечаю я.

– Я в курсе.

Он раскрывает полы плаща и роется во внутренних карманах. Я уже так привыкла к его голому телу, что перестала его замечать.

– У меня есть Е, – говорит он, протягивая мне буквы. Он очень доволен и горд тем, что у него есть Е.

– А цифры вы делаете?

– Цифры! Ха!

Я верчу в руках Е. Она гладкая и холодная.

– Мрамор? – спрашиваю я.

– Гранит.

– Возьму Е, – отвечаю я, – в качестве прощального подарка.

Мужчина щурится и ухмыляется:

– Густав наконец полетит?

Он рад еще сильнее, чем когда нашел в кармане букву. Он поднимает указательный палец:

– Подожди! – и убегает к себе домой. Я слышу, как хлопает дверь и кто-то пробегает вверх-вниз по деревянным ступенькам. Через минуту он уже снова стоит рядом: – Жаль, что мне с вами нельзя. Я был там. Это просто рай.

Я понятия не имею, о чем он.

– Где рай?

– Говорят, что оттуда нет рейсов, – продолжает он. – Но это ложь. Я там был. Я вернулся.

– Зачем вы вернулись, если там рай?

– Я вернулся, потому что рая не бывает, – отвечает он. – Рай – это миф. Никогда не забывай этого. Рай шит белыми нитками. Как сэндвич с ветчиной без ветчины. Голубое небо по понедельникам, если по средам дождь.

– Ясно, – отвечаю я, потому что чокнутый мужчина из-за куста может говорить так всю ночь. – Могу я заплатить вам за эту прекрасную Е?

Услышав мой вопрос, мужчина расстраивается. Кажется, я сделала ему больно.

– Это подарок, – отвечает он. – Слишком тяжелый, чтобы взять его с собой, но все равно подарок.

– Вы его видите? – спрашиваю я.

– Вертолет?

– Да.

– Разумеется.

– А по каким дням?

Вместо ответа он начинает раскладывать буквы за кустом по материалу. Когда он слишком сильно нагибается, сквозь разрез сзади его плаща виден край мошонки. Потом он снова встает:

– В каком смысле – по каким дням?

– По каким дням вы его видите?

– Каждый день. – По его лицу видно продолжение фразы: «Зачем ты задаешь такие глупые вопросы?»

– А я вижу его только по вторникам.

Он делает вид, что не услышал, лезет в самый потайной карман плаща и достает что-то вроде карты. Ее явно часто использовали. Ей много лет. Она пожелтела от времени.

– Она существует в единственном экземпляре. Густав знает, что с ней делать. – Он хватает меня за плечи: – Другой такой нет, понимаешь?

Я беру карту и запихиваю ее под локоть руки, под мышкой которой лежит гранитная Е. От того, что в этот раз мы не целуемся, я чувствую себя отвергнутой. Это какой-то бред. Никто не должен желать, чтобы его поцеловал опасный мужчина из-за куста. Я разворачиваю карту и изучаю ее при свете фонаря. Я не особо понимаю рисунки и отметки и вижу только две строчки текста. Сверху написано: «Место прибытия». Снизу: «Обратных рейсов нет». Интересно, это такая шутка?

– Разве похоже, что я шучу? – спрашивает опасный мужчина из-за куста.

Я что, подумала вслух?

– Нет, я слышу твои мысли.

Я думаю о том, как хочу, чтобы он поцеловал меня.

Он берет меня за плечи и осторожно чмокает в лоб:

– Постарайся выспаться. Путешествие будет долгим. – Я киваю. – Не показывай карту никому, кроме Густава. Даже когда прибудете, – наставляет он. – Особенно когда прибудете.

Я иду домой. У входной двери я прячу букву и карту в рюкзак. Потом достаю телефон и вижу, что уже почти одиннадцать. Родители, небось, еще не ложились и устроят мне допрос, где я была весь день.

Но меня ждет только записка: «Ушли спать. Разогрей ужин из морозилки. Не забудь выключить свет».

Понятия не имею, зачем они все время пишут, что ушли спать. Я давно убедилась – в спальне их нет. Они ушли делать еще что-то, что тоже заканчивается на -ать. Сдать. Стонать. Сломать. Сливать. Плевать. Рвать. Целовать. Танцевать. Или выпивать. Если конкретно, они ушли в «Чики-бар» совсем рядом с нашим домом. Дотуда ровно сто двенадцать шагов. Так уж построили наш район. Бары и детские площадки соседствуют, чтобы родители могли от барной стойки видеть, что ребенок упал с качелей, и медленно трезветь по дороге в больницу на рентген ключицы.

========== Патрисия — понедельник — застой в Месте Прибытия ==========

Я постоянно слышу музыку. Сколько себя помню. Совершенно разную. Иногда это чужая музыка. Иногда моя собственная. Иногда в моей музыке слышно вертолет. Он стрекочет, и стрекочет, и стрекочет.

Мне сорок три года, и за свою жизнь я сочинила сто шестьдесят семь симфоний, пятьсот девяносто восемь шлягеров, сто тридцать четыре джазовых пьесы и пятьдесят шесть риффов в жанрах рок-н-ролл, панк-рок и хэви-метал. Я могу миксовать пластинки на трех пультах одновременно и являюсь, насколько мне известно, единственным в мире композитором в жанре скрэтч-даб-трэп-хип-хоп-оперы. У меня таких двенадцать штук.

Но я не пишу ничего нового уже целый год. У меня застой. У меня в голове звучат кусочки песен, отдельные голоса, но я больше не слышу того, что было раньше. Не хватает инструментов.