Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– Глеба Петровича? Ну, конечно! Я очень с ним сблизился и думаю, что в какой – то мере даже оказывал на него какое – то «омолаживающее» воздействие. Я уговорил тогдашнего библиотекаря кафедры в Беркли начать издавать «русскую» серию и первым номером этой серии было переиздание сборника «Арион», в котором участвовал Струве. Я и сейчас часто возвращаюсь мысленно к Глебу Струве, часто работаю в его архиве и все больше понимаю, какой это был большой человек, патриот русской культуры и настоящий (это слово, к сожалению, теперь мало что значит) демократ, впрочем, как и его отец, тяготевший к консерватизму. Внешне Струве производил впечатление хмурого, колючего и даже неприятного человека, «сухаря», но на самом деле это был человек большой души и совершенно необъятной культуры.

– В Стэнфорде у Вас много студентов? Как оцениваете их интерес к славистике?

– Студентов мало. И не только у меня, но и на кафедре вообще. У нас едва ли не самая маленькая кафедра в университете, но, как любят прибавлять мои коллеги, очень гордая. «Славистика» – это только название, на самом деле – это кафедра русской литературы. Мы – то понимаем, что из мирового литературного процесса русскую литературу никогда не вычеркнешь. Но студенты к нам приходят не изучать литературу, а расширять свое образование. Они «берут» литературу наряду с химией, математикой и общественными предметами. Кто – то изучает русский язык и литературу в течение трех лет, кто – то меньше. Но, конечно, даже трех лет недостаточно, чтобы стать специалистом. Специализируются уже потом в аспирантуре. Америка устроена так, что если студент изучает, скажем, русский язык в Стэнфорде, то в аспирантуру в Стэнфорд он уже не пойдет, он пойдет в другой вуз. А мы в свою очередь получаем аспирантов тоже из других университетов.

– Вы, конечно же, были в Москве на вручении Вам премии и «Знака Пастернака»?

– Нет, на этом событии я не мог присутствовать. Я вообще мало езжу, да и, говоря откровенно, меня мало что влечет. Потому что работа с литературными произведениями не предполагает обязательного участия в каких – то окололитературных событиях. Конечно, порой мне чего – то душевно не достает, я человек русской культуры и никакой другой, так что ничто не может компенсировать отсутствие культурных событий таких городов как Москва или Петербург. Но я, что называется «книжный червь» и для меня гораздо более важно сидеть в библиотеке…

– А библиотеки здесь замечательные!

– Именно так. Когда я только сюда приехал в 1985 году, я даже этого в полной мере и не представлял. В Гуверовской библиотеке, например, в зале периодики получали (не считая всей без исключения столичной периодики) из каждой советской республики по две газеты на местном языке и по две на русском. А в каждой время от времени могут промелькнуть ценные литературные или исторические материалы. Попробуйте заглянуть в каждый номер! Я даже почувствовал, что задыхаюсь от подобного великолепия.

– В одном из интервью Вы сказали, что всегда считали, что вопросы культуры стоят выше, чем социально – политические вопросы и что Вы не верите в изолированное и раздельное существование культур, где бы то ни было. Как думаете, много ли у Вас сегодня единомышленников по эту и по ту сторону океана?

– Меня никогда не интересовали единомышленники, поэтому и их количество меня не интересует тоже. Я никого на свою сторону не стараюсь перетянуть. Наверное, я антиобщественный человек, в чем меня порой укоряли. Когда работаешь с «великими спутниками», читаешь их произведения, понимаешь что ничего важнее этого нет. Ну, какие социальные битвы или войны тебя могут взбудоражить, когда ты уже лицом к лицу с такими безднами! Я как – то заметил в письме Пастернака к отцу одну фразу. Это придаточное предложение, но в этом придаточном предложении, как часто у Пастернака, есть что – то равное по значению Библии: «как ни мало в мире людей, понимающих искусство…». И дальше фраза продолжается. И тут меня пронзило: это действительно так. Мы привыкли говорить: «Искусство служит народу» или нечто еще такое же. А на самом деле даже понимание того, с чем ты работаешь всю жизнь, не каждому может даваться в одинаковой мере. В этом смысле американское и русское общество сильно не отличаются, и когда встречаешь людей, действительно способных откликаться на сложные явления искусства, это – праздник. Только тогда открывается смысл жизни. Это случается редко, но это и хорошо, потому что тем сильнее впечатление.

– Вас называют «самым крупным в мире исследователем творчества Б.Л. Пастернака». Как он появился в Вашей жизни впервые? Где и как были сделаны Ваши главные архивные находки?