«Я понял жизни цель» (проза, стихотворения, поэмы, переводы)

Лежу в Орпири мальчиком в жару.
Мать заговор мурлычет у кроватки
И, если я спасусь и не умру,
Сулит награды бесам лихорадки.

Я – зависть всех детей. Кругом возня.

Мать причитает, не сдаются духи.
С утра соседки наши и родня
Несут подарки кори и краснухе.

Им тащат, заклинанья говоря,

Черешни, вишни, яблоки и сласти,
Витыми палочками имбиря
Меня хотят избавить от напасти.

Замотана платками голова.

Я плаваю под ливнем роз и лилий;
Что это – одеяла кружева
Иль ангела спустившиеся крылья?

Болотный ветер, разносящий хворь,

В кипеньи персиков теряет силу.
Обильной жертвой ублажают корь,
За то чтоб та меня не умертвила.

Вонжу, не медля мига, в сердце нож,

Чтобы напев услышать тот же самый,
И сызнова меня охватывает дрожь
При тихом, нежном причитанье мамы.

Не торопи, читатель, погоди.

В те дни, как сердцу моему придется
От боли сжаться у меня в груди,
Оно само стихами отзовется.

Пустое нетерпенье не предлог,

Чтоб мучить слух словами неживыми,
Как мучит матку без толку телок,
Ей стискивая высохшее вымя.

ПЕРЕВОДЫ ИЗ ПАОЛО ЯШВИЛИ

ОБНОВЛЕНЬЕ

Большое чувство вновь владеет мной.
Его щедрот мой мозг вместить не в силах.
Поговорим. Свой взор вперяю в твой
И слов ищу, простых и не постылых.

На выходки мальчишеской поры,

На то, за что я и сейчас в ответе,
На это все, как тень большой горы,
Ложится тень того, что ты на свете.

И так как угомону мне не знать,

То будь со мной в часы моих сомнений.
А седины серебряная прядь —
Лишь искренности новое свеченье.

Ах, тридцать восемь лет промчались так,

Как жизнь художника с любимым цветом.
Разделим вместе мужественный знак
Великих дней, которым страх неведом.

Не бойся сплетен. Хуже – тишина,

Когда, украдкой пробираясь с улиц,
Она страшит, как близкая война
И как свинец в стволе зажатой пули.

СТОЛ – ПАРНАС МОЙ

Будто письма пишу, будто это игра,
Вдруг идет как по маслу работа.
Будто слог – это взлет голубей со двора,
А слова – это тень их полета.
Пальцем такт колотя, все, что видел вчера,
Я в тетрадке свожу воедино.
И поет, заливается кончик пера,
Расщепляется клюв соловьиный.

А на стол, на Парнас мой, сквозь ставни жара

Тянет проволоку из щели.
Растерявшись при виде такого добра,
Столбенеет поэт-пустомеля.
На чернил мишуре так желта и сыра
Светового столба круговина,
Что смолкает до времени кончик пера,
Закрывается клюв соловьиный.

А в долине с утра – тополя, хутора,

Перепелки, поляны, а выше
Ястреба поворачиваются, как флюгера
Над хребта черепичною крышей.
Все зовут, и пора, вырываюсь – ура!
И вот-вот уж им руки раскину,
И в забросе, забвении кончик пера,
В небрежении клюв соловьиный.

ПЕРЕВОДЫ ИЗ СИМОНА ЧИКОВАНИ