В траве, меж диких бальзаминов,Ромашек и лесных купав,Лежим мы, руки запрокинувИ к небу головы задрав.Трава на просеке сосновойНепроходима и густа.Мы переглянемся – и сноваМеняем позы и места.И вот, бессмертные на время,Мы к лику сосен причтеныИ от болей и эпидемийИ смерти освобождены.С намеренным однообразьем,Как мазь, густая синеваЛожится зайчиками наземьИ пачкает нам рукава.Мы делим отдых краснолесья,Под копошенье мурашаСосновою снотворной смесьюЛимона с ладаном дыша.И так неистовы на синемРазбеги огненных стволов,И мы так долго рук не вынемИз-под заломленных голов,И столько широты во взоре,И так покорно все извне,Что где-то за стволами мореМерещится все время мне.Там волны выше этих веток,И, сваливаясь с валуна,Обрушивают град креветокСо взбаламученного дна.А вечерами за буксиромНа пробках тянется заряИ отливает рыбьим жиромИ мглистой дымкой янтаря.Смеркается, и постепенноЛуна хоронит все следыПод белой магиею пеныИ черной магией воды.А волны все шумней и выше,И публика на поплавкеТолпится у столба с афишей,Не различимой вдалеке.
1941
ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА
Корыта и ушаты,Нескладица с утра,Дождливые закаты,Сырые вечера.Проглоченные слезыВо вздохах темноты,И зовы паровозаС шестнадцатой версты.И ранние потемкиВ саду и на дворе,И мелкие поломки,И всё как в сентябре.А днем простор осеннийПронизывает войТоскою голошеньяС погоста за рекой.Когда рыданье вдовьеОтносит за бугор,Я с нею всею кровьюИ вижу смерть в упор.Я вижу из переднейВ окно, как всякий год,Своей поры последнейОтсроченный приход.Пути себе расчистив,На жизнь мою с холмаСквозь желтый ужас листьевУставилась зима.