От участников этих боев, пополнивших число военнопленных во Владимиро-Волынском лагере, мы узнали, что непосредственным виновником этих поражений является сам Сталин. Он не разрешал отводить войска Юго-Западного фронта до тех пор, пока они не попали в окружение, и Харьковская, и Керченская операции провалились тоже по личному указанию Сталина и под его руководством. Следовательно, нельзя было говорить обо всем этом, не подмочив Сталинскую полководческую репутацию.
Вот так мы изучали историю Великой Отечественной войны — со страхом за инакомыслие.
Только на XX съезде КПСС в 1956 году и затем на Пленуме ЦК в постановлениях от 30 июня 1956 года указали на Сталина как главного виновника поражений 1941 года, и можно было говорить правду о поражениях.
Окончил я курсы командиров дивизии, т. е. вторично Академию им. Фрунзе, и надо было решать, где работать. Я попросил направить меня на заочный факультет Академии им. Фрунзе. В процессе работы я познакомился с преподавательским составом: с полковниками Вяземским, Дашкевичем, с генерал-майором Травниковым, бывшим одно время комендантом Вены. Все были хорошие люди, относились ко мне очень хорошо, каждый стремился помочь. Все были фронтовики и понимали, что такое плен и как туда попадают. Работа преподавателя мне понравилась. Я работал хорошо, проработал 2 года и получил две благодарности в приказе за хорошую подготовку слушателей.
В сентябре 1948 года меня вызывает к себе начальник факультета генерал-лейтенант Попов и говорит: «Я должен вас ознакомить с аттестацией. Садитесь и слушайте». И начинает читать: «Новобранец Василий Андреевич, 1904 года рождения, в армии с 1922 года, беспартийный, окончил Академию им. Фрунзе в 1934 году, Академию Генштаба в 1939 году. Участвовал в Отечественной войне в начальный период. С 20 июля по 6 августа 1941 года работал в должности начальника Разведотдела 6-й армии ОЗФ. СИ августа 1941 года по февраль 1942 года партизанил и работал в подполье. В феврале 1942 года арестован немцами и заключен в концлагерь военнопленных. В июне 1945 года возвратился на Родину, прошел госпроверку и в мае 1946 года восстановлен в армии. В 1946 году работает преподавателем тактики в Академии им. Фрунзе на заочном факультете. Общее и военное образование высшее, морально устойчив. Владеет высоким оперативно-тактическим кругозором. Обладает хорошими навыками преподавания. Произвел два выпуска слушателей из Академии с оценками «хорошо», за что дважды получил благодарность в приказе по Академии. Целесообразно оставить в Академии на должности преподавателя тактики. Начальник факультета генерал-лейтенант Попов».
Прочитал генерал-лейтенант Попов аттестацию и говорит: «Все правильно?» — «Да, — отвечаю я, — все! Очень благодарен за хорошую аттестацию!» — «А теперь слушайте вывод Высшей Аттестационной комиссии (ВАК) при Министерстве обороны: «Должности не соответствует».
Эти слова меня ударили как обухом по голове. Я не поверил своим ушам.
«Да, вывод именно таков, он не соответствует содержанию аттестации, но мы обсуждать его не будем, идите в отдел кадров Академии».
Прибежал я в отдел кадров. Спрашиваю: «Что я должен делать в связи с таким выводом ВАК?» — «Вы уже выведены за штат. Вот ваш послужной список, идите в Управление кадров Советской армии к генералу Голикову и там получите новое назначение».
Беру запечатанный послужной список и еду в Управление кадров Советской армии. Здесь уже Голиков меня не принял, я ходил по различным кабинетам полковников и генералов. Каждый со мной разговаривал, куда-то звонил, о чем-то справлялся и направлял в другой кабинет. В итоге мне выдали на руки опечатанный послужной список и предложили самому ездить по военным учреждениям и наниматься на работу. Это был первый беспрецедентный случай, когда офицеру Советской армии предлагалось самому наниматься на работу. Взял я свой список и думаю: куда же поехать? Естественно, нужно было ехать к друзьям, знакомым, которые меня хорошо знали. Вспомнил, что в Дипломатической Академии работает мой товарищ по работе в Разведупре Савченко Николай Петрович. В то время его хотел демобилизовать Голиков, но я, вопреки ему, оставил Савченко в первом отделе. Савченко, конечно, знал мою роль в этом деле, и я надеялся, что он поможет мне в трудную минуту. Но ничего не вышло. Савченко встретил меня приветливо, обещал все устроить, но на другой день, явившись к 11 часам к нему, я узнал, что начальник Академии сказал, что «соответствующие органы» не разрешают принимать меня на работу. Он звонил в ЦК, и оттуда ответили, что факт пребывания в плену — позор для коммуниста. Так вторично факт пребывания в плену сыграл со мной трагическую шутку. Что делать? Вспомнил я про своего друга Мишу Шарохина, бывшего старосту учебной группы в Академии Генштаба, где я был парторгом, и поехал к нему.