Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Дедов по дороге в генеральский барак сообщил, что в лагере находятся командующий 6-й армией генерал Музыченко, командующий 12-й генерал Понеделин, начальник связи 6-й полковник Кобзев, начальник инженерных войск 6-й полковник Бурячек, начальник административно-хозяйственной части — фамилию не помню, начальник топографической службы, он же секретарь парторганизации штаба, подполковник Трофименко и мой помощник ст. лейтенант Матюшенко. Короче говоря — почти весь штаб нашей 6-й армии. Мое положение с легендой чрезвычайно осложнялось. Надо было принимать срочные меры. Прежде всего рассказал Дедову и попросил его всем и всюду говорить, что я майор Одерий-Новобранец, а работал в продотделе армии.

— Ничего, как-нибудь обойдется, — успокоил меня Дедов. — А сейчас располагайся вот на этом топчане. Здесь спал мой друг, а вчера его свезли на кладбище. Сейчас время обеденное. Давай свой котелок, я и для тебя захвачу обед…

Я отдал котелок и свалился на топчан. Проснулся только под вечер. За столом сидел Дедов и пил чай.

— Ага! Проснулся? Здорово же ты дал храпака! Обед давно простыл, но он дрянь — что горячий, что холодный. Обедай и ужинай зараз. И давай свои новости. Ко мне уже несколько ребят заходили, просят новостей.

— Ты что же, считаешь, что я должен провести пресс-конференцию, что ли? С фотографами?

— Нет, конечно, но поговорить с ребятами надо.

— Верно, поговорить надо. Вот пойдем с тобой гулять и поговорим. А здесь нельзя: и стены имеют уши. А уж о каком-либо сборище и речи не должно быть. О нем фашисты обязательно узнают.

Пошли мы гулять по аллее. Рассказал я Дедову, что знал о декабрьском разгроме немцев под Москвой. Дедов буквально на глазах преображался — на глазах слезы, губы вздрагивают, правой рукой вцепился в мой рукав, будто боялся, что я сбегу и не докончу информации. И так же, как у подполковника в казарме, плечи распрямились — ни дать ни взять перед строем полка шагает.

Когда я кончил информацию, Дедов сказал:

— Ну, друг, спасибо за радостные вести. Прямо-таки ожил, ты мне будто свежей крови влил. Слушай, надо обо всем этом рассказать товарищам, оживить их. Здесь много коммунистов из нашей парторганизации. И секретарь Трофименко здесь. Мы иногда собираемся и кое-что делаем.

— Хорошо, — говорю, — вот на это самое место пришли завтра Трофименко. Мы с ним вот также погуляем и потолкуем. Но в казарме, в комнате очень прошу никаких бесед и разговоров об этом. Ко мне пусть тоже никто не ходит. И еще раз прошу: все, кто меня знают, пусть знают, что я — Одерий-Новобранец, и не подполковник, а майор, помощник начальника продотдела 6-й армии.

Дедов хорошо меня понял. Тот факт, что я как разведчик не провалился, лучшее свидетельство тому дружному «молчанию», которое царило среди офицеров.

Я преподал Дедову еще несколько уроков конспирации. Например, на случай, если фашисты будут интересоваться, откуда у нас сведения о декабрьском разгроме, надо отвечать примерно так: команда, которая ходила в лес за хвоей, встретила, мол, там какого-то поляка… или еще подать какую-нибудь выдумку.

На другой день на прогулке я встретился с Трофименко. Моя информация оживила и его. Он тут же загорелся немедленно сделать доклад на партийном собрании.

— Ты понимаешь, что хочешь сделать? — спрашиваю его.

— А что такого? У нас все хорошо организовано. Выставим посты. Не беспокойся — все будет шито-крыто.

— А ты уверен, что в составе парторганизации нет провокатора? Учти, что некоторые в таких условиях становятся изменниками. Неизвестно, где и как каждый из нас попал в плен, что говорил на допросе. Возможно, кто струсил и стал агентом гестапо. Учти, может быть, такой агент, наш бывший товарищ по партии, спит и ест рядом с тобой и доносит о всех неосторожных разговорах.

— Но ведь это же коммунисты!

Трофименко был явно огорошен неожиданной для него постановкой вопроса о конспирации.

— Да, они коммунисты. Но все ли они шли в партию по идейным побуждениям? А сколько шло из-за карьеры? А что стоит такому карьеристу стать агентом гестапо? Кроме того, поверь мне как разведчику: и стены имеют уши. Я уверен, что мой доклад будут слушать не только члены партии, но и агенты гестапо. А после доклада нас всех расстреляют.

— Ну, знаешь, волков бояться — в лес не ходить. По твоему рассуждению, так никакой работы не проведешь.

— А ты, может, и протоколы ведешь? И списки организации имеешь?

— Веду и списки имею, а как же иначе?

Меня взорвало. И все следующие слова были сдобрены доброй русской солью.

— Да ты партийный руководитель или идиот? Ты что, хочешь всех членов партии под расстрел подвести? Где ты находишься? Это же фашистский лагерь, а не санаторий на южном берегу Крыма. И, кроме того, это уже не парторганизация в старом, довоенном понятии, а просто антифашистская организация.

И дальше, не забывая пересыпать свои слова русской солью, я посоветовал ему построить работу по-новому: