Я принес вам огонь!

По свежеотсутствующему уху, засаленной повязке на голове, со сравнительно свежими пятнами крови — однозначно опознан был один из десятников-ветеранов. Именно он привез горца, из-за которого Анвар и уехал так поспешно.

С немолодым воином, кстати, тоже было «не все в порядке».

Все еще не обращая внимания на происходящее вокруг, десятник, казалось, задался целью «вышибить» служанку в двери. Только перед этим сошел с ума, и отчего-то выбрал самый неэффективным способом. Крепкую и довольно ладную бабу, намертво вцепившуюся в дверной проем, вряд ли можно было сдвинуть с места без пары тяжеловозов.

Внешне всячески сопротивлялась, рабыня совершенно не пыталась сдвинуться с места, или как-то еще помешать происходящему. Упершись в дверной проем, женщина вся отдалась этой своей борьбе. Тонко-тонко и едва слышно подвизгивая, в этот момент она, наверное, и вовсе была не способная хоть к чему-то осмысленному…

…Только некоторым спонтанным умопомрачение можно было объяснить, отчего Наталья раньше не расслышала эти влажные «плюхающие» хлопки. Неожиданно придя в себя, Наталья стала способна наконец-то примечать и другие детали.

Например, судя по состоянию одежды, схватка эта приключилось неожиданно для работницы. Иначе небогатая рабыня вряд ли бы позволила вдрызг разодрать ворот своего единственного сарафана.

Впрочем, неизвестно что там было раньше, но в этот момент — десятник умудрялся одной рукой — твердо удерживать партнершу за плечо, фиксируя 80–85 килограмм сладострастия в каком-то немыслимо изысканном полунаклоне. Второй — он продолжал увлеченно наминать эту пышную выдающуюся грудь, по-прежнему не встречая хоть какого-то сопротивления или даже намека на него…

Партнеры были так увлечены, что еще почти минуту не замечали гостей. Было в них что-то настолько изначальное, что «непонятная молчаливость» отчего-то случилась и с беременной кастеляншей, и с ее немногочисленным сопровождением.

Лишь через целую вечность после того, как десятник взревел, забился еще резче, и наконец-то обвис на своей вольной или невольной подруге, один из телохранителей Натальи не выдержав, откровенно заржал, и тем разрушил идиллию…

* * *

По пути назад мысли Наталья отправились в свободное плавание. Правда, теперь картинки неопрятного маникюра, сменили виды отрубленного уха. Бывшая главбух, кстати, давно заметила: здешний народ чистоплотен, любит выглядеть красиво или хотя бы опрятно, однако не очень-то переживает о здоровье.

Вот этот болван-десятник — ухо потерял всего три дня назад. У себя в казармах ветераны устроили очередную пирушку. И как уж там получилось, но неожиданно заспорили — можно ли тяжелым «полуторным» мечом снести ухо так, чтобы не поранить и еще чего-нибудь. Здоровенные, в большинстве своем — сильно неюные «дубы», разошлись — как дети малые.

Одни — давай кричать, что это же не легкая аварская сабля и не длинный нож-сакс[91]. Мол, новомодное оружие точат как зубило — чтобы в первую очередь броню проламывал. Другие, что успели принять на грудь пощедрее, и тут же предложили биться об заклад.

Сразу, пока еще соображали, ставили опыты на принесенных с кухни свиных да бараньих головах. Но те, как-то быстро закончились, а желание спорить — нет. Вот тогда десятнику, как самому крикливому да бесшабашному, ухо-то и отсекли. Хорошо хоть на этом экспериментальная часть и завершилось! Правда, дело тут, конечно же, не в возобладавшем здравомыслии. Просто они тут же отправились пропивать выигрыш, ну и упились…

Наутро, естественно, почти все позабывали, и уж тем более — не смогли вспомнить, кто же именно оказался тем виртуозом-победителем. Хорошо, хоть все рассказали кухонные девки, которые перед этим таскали головы. Иначе вояки до сих пор бы пытались разобраться, что за подлый и кованый враг наведался в крепость ночью…

…Насмотревшись за последний год таких историй, Наталья приобрела твердое убеждение: лечение должно быть таким, чтобы клизму и касторку доктора доставали еще даже до осмотра! Пришел в больницу — и уже «все!»

Ты такой: «Да мне, мол, только спросить!» А они — налетели толпой, одни — разговорами отвлекают: «Да-да! Конечно-конечно!» А другие — потихоньку зашли со спины, и хвать тебя! Заломили, и …в общем, постарались на счет выработки условного рефлекса, что болеть совсем даже нехорошо.

Чтобы каждый знал: попал ты им в руки, так они с тебя не слезут, пока о смерти умолять не начнешь. Вот тогда люди и станут беречь тельце свое!

А здесь, в Эйдинарде, как?! Отрубили тебе, скажем, ногу. Без всякого сомнения — беда, но — совсем не трагедия. Потому как — поправимая. Если серебро есть — полтора-два месяца постельного режима, и вот она — новенькая конечность!

Разве что слишком беленькая, на фоне остального тебя. Но тут такое дело. Лечение же не требует каких-то особых усилий… Отнесли тебя несколько раз в день на процедуры, полежал ты на здоровенном каменном алтаре, покемарил там в забытьи. А потом — как вынесут из храма — загорай, купайся, ешь-пей, люби женщин… все, что душе угодно! Ну, или насколько золота-серебра хватит.

* * *