Читаем Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах полностью

10 мая, до того, как мы спустились в канализацию, несколько человек пошли разведать дорогу, потому что Казик не возвращался. Как только они спустились в тоннель, тут же встретили Казика. Вернулись за нами. Люк от этой канализации был на Францишканской, недалеко от Вислы. А канализация была устроена так: чем ближе к Висле, тем выше, чтобы стекало сильнее. Туда сливали отходы со всей Варшавы. Все шло в Вислу. Когда мы туда вошли, помню, сказали друг другу, что канализация не такая уж страшная. Я знала, как она выглядит, потому, что в январе, во время той акции, уже сидела под люком.

Группа, с которой 10 мая вы вошли в канализацию, была большая?

Сорок человек. Цивия [Любеткин] (Ицхак [Цукерман] вообще не участвовал в восстании), с нами были Марек, Шлямек Шустер, Тувия Божыковски, Пнина… Сорок человек вышло из канализации, но входило больше. Часть осталась внизу, они потом погибли… Шлямек был с нами. Мы в этой канализации простояли сорок восемь часов. А у тех, на арийской стороне, не было возможности… Искали кого-то, чтобы вывезти нас машинами. Это они потом нам объяснили, а тогда мы не понимали, что происходит. Дошли до люка на Простой и стали ждать. Но люк тот был маленький, все не могли там поместиться. Тут надо сказать, что люк – единственное место в канализации, где нет воды. Там сухо. А пока до него добирались, все время по воде шли. Крысы на нас прыгали, кал вокруг плавал, и такая вонь… У нас с собой были свечи, но они не зажигались, потому что не было кислорода.

Как долго продолжался поход по канализации?

Очень долго. Потому что от Францишканской до Простой очень далеко. В этом говне невозможно было стоять. Тоннель был очень низкий, и все время надо было идти, согнувшись пополам. Цивия и Марек решили развести нас по другим люкам. С нами был тогда Юда Венгровер. Помните, я еще о нем говорила? Ему незадолго до восстания прострелили легкое, а потом он был в бункере на Милой, когда немцы пустили туда газ. Он был очень слаб. Не мог сам идти. Шел за мной и держался за мои бедра. Я должна была тащить его и себя. Мы ведь пробыли в канализации сорок восемь часом. Он пил эту сортирную воду и терял сознание. Я ему говорила, что это отрава, а он не мог удержаться. Думал, что напьется воды и очухается, вода его спасет. В канализации нельзя обогнать того, кто идет впереди, его никак не обойдешь. Но что можно сделать? Можно расставить ноги и проползти между ногами. Я видела, что Иегуда помирает. И мы решили, что надо его спасать – расставили ноги, это было похоже на спортивную игру, и каждый протаскивал его между ногами. Он был весь в говне. Но в конце концов добрался до люка. Там было так тесно, что упасть было некуда. Цивия Любеткин сказала, что надо нас разбросать по разным люкам. А через сорок восемь часов Казик открыл крышку и велел нам выходить. Но это было через сорок восемь часов, а до этого часть повстанцев все-таки отправили. Надо было кого-то послать, чтобы их проводили. Шлямек и еще один боец, Адольф [Хохберг], стояли рядом с Цивией, и она им сказала: «Слушайте, проводите их». Они на секунду задумались… В этой канализации мы были в невозможных условиях, я не в силах об этом рассказать. Это было… Помню, я была близка к самоубийству. О голоде даже не говорю, но все остальное! Мы были вконец измучены, и нам уже было все равно. Шлойме Альтерман из группы Гутмана меня подбадривал: «Еще чуть-чуть, вот увидишь, выйдем, спасемся». А у Иегуды была такая сильная воля к жизни! Он спасался этой помойной водой. Так вот, когда Цивия им приказала, Шлямек задумался и Адольф тоже заколебался. А Цивия говорит: «Мы вас дождемся, идите!» Мы-то вышли, а Шлямек вернуться не успел. Когда они вернулись, у люка на Простой уже стояли немцы… Мы вылезали очень быстро, один за другим, один за другим, и укладывались на дно грузовика. Немцев тогда еще не было. А мы были похожи на трупы. Трупы вышли, измазанные говном трупы!

Кто-нибудь из поляков вас видел?

Да, да. Тут же обступили.

Который тогда был час?

Уже день стоял. Прекрасное майское утро.

Сколько было машин – одна или больше?

Одна. Цивия тогда спросила, как быть со Шлямеком и Адольфом. Ей ответили: «Есть еще один грузовик». Но второй машины не было, и они погибли – Шлямек, он вернулся с Адольфом и с теми, кого отправили к другим люкам. Не знаю, как точно это было. Слышала только, что немцы расстреляли всех. Подробностей не знает никто. Не было свидетелей. Может, Казик еще что-нибудь знает?

Сколько человек могло быть в той, второй, группе?

Не так много. Но кто знает, все ли они вышли? Может, часть осталась в канализации. Нас вышло сорок человек.

И все сорок поместились в машину?

Один на другом.

Куда эта машина поехала?

Под Варшаву, в Ломянки.

Почему в Ломянки?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное