Читаем Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах полностью

Маша Гляйтман-Путермильх умерла 6 ноября 2007 года в Тель-Авиве.


Рассказываю так поверхностно, потому что не помню…

Разговор с Пниной Гриншпан-Фример

Давайте начнем с самого начала. Когда вы родились, где жили… Расскажите, пожалуйста.

Я родилась в 1923 году. Нас было восемь детей. Я – самая младшая в семье. Меня так и называли «наш последыш» – я родилась, когда мои родители были уже не молоды. Это вообще была сенсация, что моя мама забеременела: ей тогда было уже за сорок. Так что дома носились со мной как с куклой. Все меня любили, обожали, я была очень избалованная.

Чем занимался ваш отец?

Чем-то вроде извоза. У него была большая подвода, лошади, он привозил разные товары для магазинов; что приходилось, то и привозил.

А мама, конечно, не работала?

Мама не работала, она вела хозяйство, одна из сестер ей помогала.

Ваша семья была религиозной?

Не очень.

В каком смысле «не очень»?

Мама следила за тем, чтобы в доме соблюдался кошер, потому что дедушка, который нас часто навещал, был очень благочестивый. Дедушка тоже жил в Новом Двуре, у своей дочери, сестры моего отца.

А чем дедушка занимался?

Собственно, ему и принадлежала подвода, на которой отец работал. Дед очень хотел, чтобы мой отец учился, папа был способный. Семья у нас была большая, дома всегда весело. К моим братьям и сестрам приходило много друзей. У нас был открытый дом. Мама моя была совсем идише маме[99]. Когда братья начали работать, она вставала в пять утра и бежала в пекарню, чтобы принести свежие булочки и приготовить им завтрак. Один из моих братьев жил и работал в Варшаве, приезжал домой только на Шаббат. Он служил в крупной фирме, которая торговала фарфором и фаянсом. На Пшеходней, 1. Не знаю, известно ли вам, где это. Сейчас ничего этого наверняка уже нет. Все изменилось.

Где вы жили в Новом Двуре?

На Мицкевича, 1. В прошлом году я была в Польше, видела свой дом.

Вы впервые приехали в Польшу после отъезда?

Да, в первый раз после 1945 года, когда я уехала вместе с Машей [Путермильх] и Казиком [Ратайзером].

Вы родились в 1923 году. Значит, вы успели пойти в школу до войны.

Так о том и речь! Я была еще маленькой, а когда узнала, что другие дети идут в школу, так им завидовала, что решила пойти вместе с ними. Двоюродная сестра взяла меня на праздник начала учебного года, и мне там очень понравилось. Начали вызывать по именам, я услышала: «Папир Фрайда», а я из семьи Папир, Папир Пнина. Папир Фрайда не пришла, вот я и ответила за нее. Так и попала в школу. Помню, все дети торжественно пошли в тот день в молитвенный дом, и там с нами говорил раввин Нойфельд. Я была так счастлива, а дома все надо мной смеялись и дивились, что я на такое осмелилась. На следующий день взяла тетрадь, карандаш и отправилась в школу. Я ходила в нее как Папир Фрайда. Может быть, Фрайда училась в другом классе?

Какая это была школа?

Обязательная семилетка, еврейская, но учились мы по-польски. Директором школы был поляк.

В ней учили идиш?

Нет. Раз в неделю у нас был урок еврейской религии, но тоже по-польски, и раз в неделю – один час иврита.

А дома вы говорили на идише?

Да, все говорили на идише, но родители знали еще и польский. Как-то в школе обнаружили, что я не принесла метрику. А у меня ее вообще не было. Но коль понадобилось метрику сделать, мне добавили один год – написали, что я родилась в 1922-м. Эта ошибка до сих пор во всех бумагах остается. Будь там десять лет разницы… А тут только год, так что не стоит менять. В 1936-м или в 1935-м я закончила неполную среднюю школу, семилетку. Но дома во мне все еще видели маленькую девочку, следили за каждым шагом. Никуда не пускали по вечерам.





Гер или Гуракальвалия, Илжа, Сухочин


После семилетки вы продолжили учиться?

Нет. В том-то и дело. Я хотела учиться дальше, но дома меня всё еще считали ребенком и велели подождать год. Кроме того, дальнейшая учеба требовала денег – надо было бы ехать в Варшаву потому, что в Новом Двуре гимназии не было. Тем временем началась война. Я почувствовала себя достаточно взрослой, чтобы жить самостоятельно, и сказала, что хочу поехать в Варшаву, к брату. В конце концов в Варшаву решила перебраться вся семья.

Почему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное