Читаем Я ранен желтой стрелой полностью

-Буклет, который вручает Андрею румяный мужчина в кителе – это ведь тоже текст? Послание? Или даже знак?

– Текст – тексту рознь. Имеет значение, кто говорит, кто является ретранслятором, кто пропускает через себя послание. Румяный мужчина подсаживается к Андрею за столиком вагона-ресторана, тогда как Хана можно встретить только на крыше поезда, то есть в контркультурной, андеграундной зоне железнодорожного бытия. Хан оставляет Андрею письмо, а румяный даёт цветной буклет. И так далее. Обратите внимание, как поступает Андрея с посланием румяного.

-Андрей, не читая, сунул его себе в карман.

– Вот и весь сказ. Человек в кителе – некто, принадлежащий миру «Стрелы», её внутреннему социуму, в большей степени прочитывается как всё тот же ложный маяк, помеха или даже капкан, которые приходится обходить герою. Подобно Стене Мира для Шестипалого или кого-то из Двадцати Ближайших, румяный для Андрея словно деталь, один из движущихся компонентов мира-ловушки.

Печально.

–Не без этого. Впрочем, сознавая это, как-то легче проявлять снисхождение к таким людям. Достаточно помнить о том, что они обезличенные детали машины, запчасти системы, из чего неизбежно рождается понимание, сочувствие, прощение.

-Но все-таки они живые…

–Да, и поэтому у них ещё есть шанс. Как говорил дон Хуан: пока ты жив, самого страшного ещё не случилось. Пожалуй, самое страшное в этом случае – потерять последний шанс изменить себя, измениться в лучшую сторону.

Стать воином?

–В этой связи стоит отметить, что ни у Шестипалого, ни у Андрея нет врагов. Вроде бы и есть внешняя враждебность окружения, агрессивность и нетерпимость со стороны сородичей или соседей по купе, но мы не можем сказать, что герой вынужден с кем-то сражаться и кому-то противостоять. Как мы успели убедиться на примере с румяным миссионером, враждебность пленников «Стрелы» – для удобства обозначим всех дремлющих, спящих, а то и навсегда заснувших пассажиров – так вот их враждебность носит скрытый, завуалированный характер. Они, каждый на свой лад будут убеждать героя в том, что жить внутри «Стрелы» можно.

-И даже нужно.

–Да, ведь в противном случае придётся совсем несладко. Чем быстрее герой закончит «страдать фигней», как выразится несколько позже Петр Сергеевич, тем больше у него шансов, что жизнь как-то сложится.

Слово-то какое.

–Я выбрал более мягкое выражение, но смысл остался приблизительно тот же.

-Даже не знаю, что лучше… Когда тебя вот так уговаривают, или гонят в шею, словно Шестипалого.

–А вы вспомните реплику Затворника, что там, за Стеной Мира ему лучше, чем внутри отсека для цыплят. С чего бы это? Тут и безопасно, и зерно имеется, а там крысы, да и вообще…

-Жизнь внутри отсека расслабляет. Усыпляет.

–Шестипалый вынужден выбрать что-то одно. Следовать за учителем, либо готовиться к решительному этапу. Кстати, совсем запамятовал. Так как речь идёт о людях, то в поле зрения автора будут то и дело попадать женщины в спортивных костюмах, с детьми на руках, мужчины с пивом, в общем, самые что ни на есть типичные обыватели. Но для меня более интересно, что детность подчеркивается автором как атрибут привязки к внутреннему бытию «Стрелы». То есть, появление семьи, детей вынуждает обосноваться в одном из вагонов, что, тем самым, ставит крест на дальнейших поисках истины.

-В «Затворнике» вроде бы тоже не было любовной линии.

–Как и в истории, рассказанной Кастанедой. Но цыплята это одно, здесь же, в «Стреле» Пелевин изображает социум, пусть странный, фантасмагоричный, несколько оторванный от нормальной повседневной действительности, но всё же худо-бедно приспособленный к происходящему.

-Напоминающий временный социум людей, путешествующих в плацкартном вагоне.

–Любовные линии в произведениях Пелевина – нечто особенное, выдающееся…Так, пожалуй, мог бы писать об этом закриптованный буддистский монах, каким вполне возможно этот писатель и является. Мы видим, что Андрей пронзает социум, словно летящая стрела, хотя отношения с противоположным полом, как мне кажется, важнейший, если не сказать – неотъемлемый компонент социальной действительности. Несколько позже Андрей повстречается с одним из своих бывших друзей, кто успел обзавестись семьей. Так вот, с точки зрения, бодрствующего искателя истины, они будут выглядеть довольно жалко.


Вагон №6


Мчался он бурей тёмной, крылатой,


Он заблудился в бездне времён…


Остановите, вагоновожатый,


Остановите сейчас вагон!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Неучтенный
Неучтенный

Молодой парень из небольшого уральского городка никак не ожидал, что его поездка на всероссийскую олимпиаду, начавшаяся от калитки родного дома, закончится через полвека в темной системе, не видящей света солнца миллионы лет, – на обломках разбитой и покинутой научной станции. Не представлял он, что его единственными спутниками на долгое время станут искусственный интеллект и два странных и непонятных артефакта, поселившихся у него в голове. Не знал он и того, что именно здесь он найдет свою любовь и дальнейшую судьбу, а также тот уникальный шанс, что позволит начать ему свой путь в новом, неизвестном и загадочном мире. Но главное, ему не известно то, что он может стать тем неучтенным фактором, который может изменить все. И он должен быть к этому готов, ведь это только начало. Начало его нового и долгого пути.

Константин Николаевич Муравьев , Константин Николаевич Муравьёв

Фантастика / Прочее / Фанфик / Боевая фантастика / Киберпанк
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Прочее / Зарубежная классика / Классическая проза ХX века