Я ранен желтой стрелой

–Да. Трезвость – это состояние духовного воина, так как трезвость требует мужества и стойкости. Выбирая трезвость, Андрей выбирает сопротивление, а значит и продолжение пути, способного вывести его за пределы «Стрелы». В том-то и дело, что внутри вагонов поезда, кроме алкоголя попросту нет быстрых и простых способов хоть как-то примириться с происходящим.

-Выпить, значит присесть, задержаться, а то и разговориться с кем-нибудь, кто подсядет напротив? Это и есть примирение, с которого начинается сон под стук колес?

–Вы правильно подметили. Андрей живет своей жизнью, но это ведет к отчуждению от других пассажиров, а они не могут не замечать этого. Выпивать, а то и разговаривать с ними, значит задерживаться, а может и упускать нечто более важное. Куда проще встать и уйти из-за стола, где стоит пустая тарелка из-под пшенной каши, чем початая бутылка коньяка. И когда за стол Андрея подсаживается румяный седой мужчина в строгом черном кителе с небольшими серебряными крестиками на лацканах – это не застаёт героя врасплох.

-В кителе?

–Дословный перевод немецкого слова китель – рабочая блуза или спецодежда. В равной степени этот мужчина может быть как отставным сотрудником правоохранительных органов, так и проводником этого поезда.

-Если прислушаться к его словам, может показаться что перед нами миссионер, какой-то странствующий между вагонами проповедник.

–Действительно, в ходе диалога между ним и Андреем периодически возникает ощущение, будто автор иронизирует по поводу случайной встречи с представителем какой-нибудь христианской конфессии. Вспомним, верующих цыплят на конвейере, что там, что здесь разговор о высшей гармонии будет надругательством над лучшими чувствами мыслящего существа, ещё способного сопереживать окружающим.

–Что если это миссионер, прикрывающийся униформой проводника?

–Интересный маркер, отчасти подтверждающий правоту моих слов – серебряные крестики на лацканах. Несколько позже, в одной из глав мы ещё увидим этого или похожего персонажа, и автор вновь проставит похожую метку на его образе. Отвечая на твой вопрос, можно увидеть, как вырастает двойной образ. То есть, румяный – с какой стати, кстати?! – седой мужчина в черном кителе может быть проповедником, что прикрывается униформой проводника. Почему прикрывается? Пусть Андрей и другие пассажиры забыли, кем они являются на самом деле, но на подсознательном уровне они продолжают считывать человека в форме, как того, кто связан с происходящим, кто несёт ответственность, кто может помочь. Это располагает такого человека к себе.

-Не всегда. Кто-то может воспринимать человека в форме, как потенциальную проблему. Такому лучше лишний раз не попадаться на глаза, и так далее.

–Согласен. Нашего соотечественника в таком случае обычно бросает в крайности, от раболепия до неприкрытой враждебности и агрессии, но главный герой "Стрелы" воспринимает случайного собеседника как назойливую помеху, один из элементов окружающей обстановки, вроде звуков того же радио, что врываются в купе с первыми лучами солнца.

–Но поезд идёт к разрушенному мосту! Почему тогда этот проводник, если он таковым является, не вмешается в происходящее? Или это диверсант, террорист? А может, это маньяк-убийца, который завладел формой настоящего проводника, своей несчастной жертвы?