Я ранен желтой стрелой

–Мы говорили, что героям «Затворника» противостоит система в образе комбината. Там есть противник, есть зримый враг, пусть даже не испытывающий ненависти, а во многом даже и не осознающий того, что для кого-то он является олицетворением зла. Но кто противостоит пассажирам «Стрелы»? Кто мешает им изменить свою жизнь, если мешает, конечно?

–С Андреем всё как будто бы даже проще. Возможно, есть виновники или даже виновник того, почему «Желтая стрела» превратилась в пожизненную тюрьму для своих пассажиров. Возможно, тот же проводник действительно заинтересован в том, чтобы никто и никогда с этого поезда не сошёл. Возможно, в кабине этого поезда нет машиниста, но поезд идёт. Важнее, что все эти детали несущественны, они не создают сколь-нибудь значимой для героя проблемы. Тот же проводник всего лишь пытается его болтать, предлагая найти смысл и гармонию в происходящем, а угроза железнодорожной катастрофы столь же далека и абстрактна, как неизбежное угасание Солнца, правда, в очень отдаленном будущем.

-То есть решительного этапа для пассажиров как бы и не предвидится?

–Именно. В «Стреле» нет того давления обстоятельств, которое понуждало Затворника сниматься с насиженного места. Да, поезд двигается; да, лучше его как можно скорее покинуть, но когда именно он полетит в пропасть – вопрос, на который ни у кого нет, как и не может быть ответа.

–В чём же опасность промедления?

–Забвение. Сон. В отличие, от общей гибели цыплят по прибытии в Цех №1, то есть в конце предписанного им жизненного пути, пассажиры «Желтой стрелы» умирают поодиночке. Они вообще умирают так, что все об этом знают, чего, кстати, не было в повести о цыплятах. Скрытая угроза этого мира проявляется в том, что «Желтая стрела» более-менее пригодна для жизни, что люди как-то обустраиваются внутри вагонов, привыкают, приспосабливаются к этому. Именно поэтому, каждый лишний день, проведенный на рельсах, становится уроком приспособления к такому, более чем ненормальному, противоестественному существованию. И если герой не ищет свободы, не пробивается с боем к выходу, то он автоматически становится слушателем других курсов.

-Например, как стать богобоязненным и законопослушным пассажиром?

–Вроде того. Несколько позже, в лице второстепенных, проходных персонажей будут представлены бывшие друзья Андрея, которые сделали выбор в пользу приспособления, дальнейшей прижизненной адаптации. Каждый из них находит свои оправдания, у кого-то бизнес, необходимость крутиться и выкручиваться, у кого-то – семья.

–Интересно, почему бы Пелевину не ввести в повествование сюжетный катализатор, подобный приближению Цеха №1. Например, точное знание Хана о том, когда поезд прибудет к разрушенному мосту?

–«Стрела» – не притча, а потому вплетение в повествование какой-либо конкретики привело бы к нежелательным для автора последствиям. В таком случае, «Стрела» могла бы трансформироваться в повесть-катастрофу, что повлекло бы за собой неизбежное превращение лирико-философской истории в остросюжетный боевик с хорошей порцией драйва для читателя и невроза для героев.

-Наверное, непросто созерцать плавное проявление знаков на глади текущей мимо реки бытия, когда времени остается все меньше и меньше. С этим все ясно, пребывание внутри поезда приравнивается к попаданию в свой личный, частный Цех №1. Но что тогда снаружи? Вовне?