Я ранен желтой стрелой

–Вспомним, кто такой бройлерный первосвященник или один из Двадцати Ближайших? Винтик системы с одной стороны и торговец народным опиумом – с другой. Точно таким же предстает этот румяный товарищ перед Андреем и читателем. Работа у него такая, – проговаривается он, после неудачной попытки склонить главного героя на свою сторону. В социуме неизбежно взаимное переубеждение, или как сказали мы бы в другом случае – забалтывание, заговаривание зубов. Просто в «Затворнике» откуда-то сверху спускалась концепция решительного этапа, после чего начинался дикий гвалт и клекот, а внутри «Стрелы» где-то громче, где-то тише звучат голоса тех, кто бормочет во сне, спящих соседей, других пассажиров. И все-таки мы знаем больше, чем Андрей или даже читатель, знакомящийся со «Стрелой» впервые. В этой точке повествования, Андрей ещё не сознает себя пассажиром. Он чувствует какое-то неудобство, дискомфорт, а потому появление румяного радостного мужчины на этом фоне выглядит несколько противоречиво. Герою даже не нужно быть пробужденным, чтобы ощутить неуместность несколько глуповатой восторженности со стороны этого человека. Тем более неуместен внутри вагонов "Стрелы" разговор про отблески высшей гармонии.

-Мы могли бы предположить, что проповедник в кителе знает о неизбежной катастрофе, но тогда возникает закономерный вопрос, почему же он не говорит об этом напрямую? Почему призывает примириться с происходящим, вместо того, чтобы активно действовать?

–В том-то и дело, что примириться, значит в буквальном смысле согласится на то, чтобы всю жизнь влачить унылое и убогое существование в качестве одного из пассажиров "Стрелы". Когда-то я служил в армии, по тем меркам ещё два года, так вот после этого меня какое-то время догоняли неприятные сны, где я попадал в похожее положение. Мне казалось, что меня оставили на второй срок или только что снова призвали на годик-другой. Случалось, обо мне забывали, а никак не мог связаться с армейским начальством. Такое псевдо-пробуждение в неприятной, близкой к кошмару обстановке порождало массу сильных и довольно интенсивных ощущений. Уныние, тоска, печаль граничили с отчаянием, но в сновидении нельзя было посмотреть на часы, чтобы понять как долго это длится. Там просто не было времени в привычном понимании этого слова. Наверное, похожие ощущения мог испытывать главный герой «Стрелы», который однажды сумел ненадолго вырваться из сна, гипнотической комы, порожденной ритмичным стуком колёс. Осознавая себя пассажиром "Стрелы", Андрей мог посмотреть на часы и осознать, что поезд необходимо остановить, что нужно окончательно проснуться. Напротив, стоило ему забыть об этом, как он вновь попадал в порочный, замкнутый круг блуждания между однообразными сновидениями, похожими на сцепленные между собой вагоны.

-Вряд ли это спокойный сон.

–Верно. Пожалуй, только поэтому у героя остаётся хоть какой-то шанс. Если бы внутри «Стрелы» Андрею сладко спалось, то вряд ли бы он полез на крышу, стал знакомиться с каким-то Ханом, и так далее. Пусть у Андрея есть своё место в купе, что многим лучше пожизненного пребывания пассажиром плацкартного вагона, но в мелких деталях угадывается бедность, стесненность в средствах, необходимость в чём-то себя отказывать. Быть пассажиром поезда не то же самое, что быть гостем на борту круизного лайнера, да и в нашем представлении железнодорожное путешествие – чаще всего – в плацкартном вагоне – это некое испытание, к которому нужно внутренне подготовиться. Сутки, а то и двое-трое должны на какое-то время стать отдельной реальностью, куда придётся погрузиться целиком и полностью. Но Пелевин помещает своих героев внутрь поезда особенного, мистическим образом отвязанного от обыденной реальности. Это поезд, который идёт из ниоткуда в никуда, нигде и никогда не останавливаясь. Это место, где люди рождаются и умирают, промежду прочим устраивая свои дела, где они делают бизнес, встречаются и влюбляются. Но лишь немногие в этом потоке отказываются плыть по течению, продолжая быть пассажирами, они отказываются соглашаться с этим.

-Тот, кто собирается сойти с поезда в ближайшее время, вряд ли поймет того, кто хочет думать о чем-то другом?

– Может статься, что молодые или, скажем так, новые пассажиры «Стрелы» поначалу испытывают сходные ощущения: неудобство, усталость, ощущение противоестественности, какой-то ненормальности происходящего. Но каждый новый прожитый день внутри «Стрелы» – это в первую очередь урок выживания, приспособления, привычки.