Читаем Я решил стать женщиной полностью

- Вот, смотри, - мама скинула одеяло с бабушкиных ног. Одна нога знакомого мне пурпурного цвета до колена, на другой ноге такое же ползущее вверх пятно до щиколотки: Можно было и не показывать, мне и так было все понятно.

- Мам, бабушка сегодня умрет...

Мама застыла и расплакалась. Я села, как обычно, на диван, бабушка была без сознания. Я поцеловала ее в щеку, ...теперь я с ней прощалась. Было грустно, но на душе было спокойно. Моя бабушка прожила счастливую жизнь и долгую... Я встала и поправила ее ногу, на ноге так и остались, как на пластилине, вдавленные отпечатки моих пальцев, - нога была совсем безжизненная. <Наверное, это гангрена>, - подумала я. Мы с мамой долго сидели молча. Потом я уехала. Она позвонила через несколько часов. Я приехала, приехал и Игорь.

Смерть обрела свою оболочку, теперь ее можно было не ощутить мистически, ее можно было увидеть глазами, она была в моей бабушке, она оставила в ней свою ядовитую частицу. А сама изматывающим тяжелым недугом, или пьяным кухонным ножом, или в миллионах других обличьях уже делала свою работу в других бесчисленных местах. Когда-нибудь мы с тобой встретимся, Смерть... и победа будет на твоей стороне.

На похороны приехал Сергуня, мой двоюродный брат, - сын дяди Сережи. Мой дядя умер уже давно. Сергуня жил в Ленинграде, или, точнее, в Питере, так он стал уже давно называться. Растолстевший, с бородой, он остановился у Игоря. Вика, моя родная сестра, жила в Нью-Йорке и, слава Богу, жива-здорова до сих пор. Она не приехала.

Морг... вывезли гроб... я не узнала бабушку... - вытянувшееся лицо, опавшая кожа... Никто не узнал, все стояли в ожидании, пока не вышел какой-то работник морга: <Чего не забираете?> Все обступили гроб, поплакали, вынесли, погрузили в автобус.

Востряковское кладбище, здесь похоронены мой дед и дядя. По надетым телогрейкам определяем землекопов, дают огромные сани... везем... наша линия... между могилами узкая тропка, - законы советского бытия распространяются на нас и после смерти, для удобства ширину тропинки оставили такой, что гроб могли пронести к могиле только два человека. Игорь с Сергуней наглядно здоровее меня, берут гроб, несут... Здоровый мускулистый Игорь унесет кого угодно, только гробы подноси, здоровенного Сергуню расквасила спокойная жизнь, он не выдерживает, гроб валится, его поднимают, несут дальше. Кладем перед могилой, все плачут..., землекопы нетерпеливо курят, бросают бычки, это для нас команда, мы в слезах в последний раз целуем бабушку. <Пусть земля тебе будет пухом. Царствие тебе небесное>, - всё, что вспоминается из забытых традиций. Ещё... каждый по три горстки земли. Землекопы работают быстро, Игорь дает им деньги. Мы все скинулись, а он неожиданно для меня взял на себя всю организацию похорон. Тогда я впервые увидела, что мой брат давно уже взрослый... в свои уже почти сорок лет.

Холмик свежей земли... И всё.

Глава третья


Я стояла на краю огромной долины. Другим своим краем она спокойным потоком втекала в безбрежный бирюзовый океан. Невероятных размеров алое солнце рисовало на воде такого же цвета широкую полосу. Краснеющий от солнца край неба неправдоподобно для времени позднего заката переходил в густую полуденную синеву. От берега по краю долины росли гигантские деревья, на десятки метров поднимались их узловатые корни ввысь и заканчивались раскидистыми, размеров в грозовую тучу, темно-зелеными кронами. Широкая, вытоптанная, цвета песка тропа пересекала долину и соединялась с сияющей красным огнем дорогой в океане, образуя один единый путь к солнцу. Стадо странного вида животных, загипнотизированное алым небесным светилом настойчиво брело по этой дороге по направлению к своему Богу. Самые большие из них отдаленно напоминали обычных слонов, другие походили на изображения древних ископаемых животных... Не свет закатного инопланетного солнца слепил меня, густые ядовитые краски резали глаза, зачаровывали, возбуждали... Яркая вспышка - самый центр долины пронзила ломанным копьем молния... Всё замерло... Оглушительный грохот - и миллионы странного вида птиц, бесшумно поднявшись с деревьев, изменили цвет неба на черный. Стадо животных замерло на мгновение и, поменяв свое направление, побежало через заросли древних растений к ближайшей кромке леса. Я не была напугана, но, повинуясь своим инстинктам животного, побежала за своим стадом в первобытный лес. Я бежала широкими прыжками, руки противовесом моим ногам размашисто взлетали поочередно вверх. Сознание отставало от быстрого тела, и я видела уже себя со стороны, - стройная, высокая и физически развитая, как с фантастических картинок Boris Valejo*, красивая женщина. Рассекая руки об острые длинные листы, я догоняла своих сородичей в другом своем удивительном мире. С грустью в последний раз я посмотрела на свое загорелое правильное тело, на вздрагивающую от бега большую грудь, на отсутствие члена... Посмотрела с грустью оттого, что уже знала, что я просыпаюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное