Читаем Я решил стать женщиной полностью

- А фотография эта будет вашим автопортретом. Вы просыпаетесь: Я снимаю Катю, как она чистит зубы, готовит завтрак:

- Утром я страшная, утром меня снимать не надо. Пока я не накрашусь, я в кадре не появлюсь, - возмутилась Катя.

- Ты можешь накраситься и делать вид, что чистишь зубы. Что ты прямо: - одернула я Катю.

- Конечно, накраситесь: всё, как Вам хочется, - Володя опять стыдливо заулыбался. - Сейчас мы только общую линию проговорим, чтобы понятна была общая картина. Ок? А дальше всё, как сами хотите.

- Ок, ок: И что дальше? - уже с интересом спрашивали мы.

- А Вы, - он повернул голову ко мне, - Будете как будто ехать на машине:

- Я могу и не как будто.

- Ну, да: Я имею в виду, едете Вы на машине, заезжаете за Катей, едете дальше: и готовитесь к съемке, - продолжил Мосс. - Как вы обычно к ней готовитесь?

- Едим где-нибудь, - не задумываясь, хором ответили мы, это единственное, что мы вспомнили о нашей подготовке к съёмкам.

- Ну, это понятно. А потом?

- Продукты к съемке покупаем.

- Нет. Я имею ввиду - костюмы какие-нибудь выбираете, еще что-нибудь?

- А-а!? - это звучало для нас скучней и неинтересней, чем священная для нас в любой момент еда. - Ничего не выбираем. Что выбирать? Мы рекламу в основном снимаем. Уже и так обычно всё отобрано-подобрано, и всё утверждено у клиента. Вот чтобы поесть было на съемке - это да, это наша забота.

- Да:? - Володя был обескуражен такой прозаичностью. - Ну, может быть, можно что-нибудь придумать, чтобы смотрелось интересней?

- Можно заехать в Большой театр в костюмерные, вроде костюмы мы там выбираем, - предложила находчивая Катя. - У нас там знакомый работает, - подтвердила я.

- Отлично, - обрадовался Мосс. - А там снимать разрешат?

- Разрешат, он договорится, - уверенно сказала я.

- Отлично. Значит, следующая мизансцена такая:

- Чего... чего...? - слово "мизансцена" прозвучало смешно.

- Мизансцена... ну, говорят так обычно, - смутился Володя и даже покраснел. - Значит, мизансцена такая - вы приезжаете с костюмами в студию, и с вами здесь уже работает гример...

- Стилист, - поправила я.

- Да, стилист. У нас в кино гример это обычно называется. У вас есть хороший стилист?

- Ну, есть... Пригласим кого-нибудь, если что. А дальше то?

- Надо выбрать уже снятую вами фотографию - ваш автопортрет и снимать, как будто снимаем его. Есть такой? Я видел где-то ваш автопортрет: Катя, как ведьма на нём, а Вы в белом платье.

- Это в жизни она как ведьма, а там она добрая фея. А на мне не платье, а ночная рубашка с блёстками.

- Да? Похоже на вечернее платье, - удивился режиссёр.

- Я тебе сейчас дам ведьму - мало не покажется. Это кто ведьма? - гневно возмутилась Катя.

- Господи! Катенька, я пошутил. Сказал же - фея..., добрая фея. Что тебе ещё надо?

- Потом поговорим, - Катя, сверкая своими еврейскими глазками, зло откинулась в кресле.

Автопортрет этот висел тут же на стене, и мы его показали. На нем я достаточно женственная, с почему-то широкими бедрами и узкими плечиками, в шикарной ночной рубашке на тоненьких бретельках, она действительно была похожа на вечернее платье, иди в нем хоть на вручение <Оскара>. Но в фильмах я не снималась, поэтому уже долго скромно висела в этом <вечернем платье> на стене нашей студии. Катя вся в черном, стоящая на табуретке за мной, на ней непропорционально длинная юбка, скрывающая и ноги, и табурет, как будто она действительно ведьма, начинающая взлетать надо мной, её жертвой. Лицо её с соответствующим её ведьминскому положению гримом, он её не украсил, красивая Катя на этой фотографии выглядела рядовой ведьмакой. Она от этого злилась уже два года, ровно столько, сколько висел этот наш автопортрет на стене.

- Здорово! - я была довольна, на этой фотке я себе нравилась.

- Нет, не здорово. Я здесь страшная, я хочу выглядеть красивой, - обиделась на выбранную фотографию Катя.

- Катя, снимать же будут нас в основном в процессе съемки, а эта фотография мелькнет в кадре только в конце. Какая разница? - пыталась я её успокоить и уговорить именно на эту фотку.

- Катя, Вы зря волнуетесь. Вы и на этой фотографии выглядите симпатично, и сниму я Вас красиво, - ласковым голосом вставил маленький Мосс.

- Ладно, не буду спорить. Вечно ты делаешь так, как тебе удобней и лучше.

Я промолчала. Мы посидели ещё чуть-чуть с Владимиром Моссом и разбежались.

* * * * *

- Абрамова Георгия будьте любезны.

- Представьтесь, пожалуйста, - я назвалась, музыка для ожидания...

- Алло! Привет, Борь!

- Георгий, привет! Звоню по очень щекотливому вопросу, - не зная с чего начать, всё же начала я.

- Опять гайморит?

- А что щекотливого в гайморите? В носу щекочет? - усмехнулась я.

- Ну, не знаю. Он же вроде бы был недавно у тебя. Сам же звонил, просил ЛОРа хорошего найти, - работал Георгий в большой компании начальником местного медицинского центра и при этом увлекался фотографией. Ему было интересно разговаривать со мной о фотоискусстве, мне с ним консультироваться о болезнях. Георгию я звонила по нарастающей - то просто насморк, потом гайморит, потом еще к нему обращалась по какому-то поводу посерьезней. И вот теперь...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное