Читаем Я решил стать женщиной полностью

Мы большой компанией смотрели на даче отснятый фильм, как бы премьера, и истерически смеялись до слез. На меня еле-еле одели привезенный Асланом корсет, они с Аликом так его затянули, что чуть не вылезли мои кишки наружу. Черное вечернее платье одели, как длинную юбку: Туфли на огромной шпильке: На мою голову выдавили большой тюбик геля для фиксации волос, и Аслан сделал на ней прилипшими волнами прическу, окружив её чёрными перьями, - а-ля <Вера Холодная>. Макияж под стать этому образу - черные круги под глазами, то ли холера, то ли по роже надавали: Я посмотрела тогда в зеркало: - творчески, креативно, концептуально, называй это как хочешь, но выглядела я абсолютной страхолюдиной. Голова и особенно лицо выделилось:, и без того большое, оно увеличилось в два: нет в три раза оно раздулось из-под перьев! Корсет тисками сдавил мою грудь и живот, выдавливая моё содержимое в две свои стороны, живот заболел тут же, и стойкая колика отразилась на моем лице с синяками: Кате тоже не повезло. Ей приклеили бороду, одели сюртук и цилиндр, - настоящий мужик, только очень маленький и очень мудаковатый. Ну, а что делать? Менять было что-то уже поздно, я плюнула на возможно упущенную свою красоту в этом фильме, смирилась и не возникала. Мы встали вместе - огромная <Вера холодная> из страны Гулливеров и маленький бородатый мудак в цилиндре. Ради этого снимался фильм?: несколько месяцев?

* * * * *

Очень удачно мы опять начали ремонт в студии, точнее продолжили. Студия имела семиметровые потолки. В предыдущий ремонт с помощью украинских рабочих, мы <разбили> половину ее площади на два уровня. Наверху у нас находилась офисная часть и кухня, а внизу мы снимали. Теперь мы хотели по всему периметру сделать узкий балкон, чтобы сваливать туда остающееся от съемок барахло - декорации и всякую другую ерунду. Денег не было.

- Ну, может быть, ты хотя бы частично сделаешь что-то сама, - произнесла Катя с надеждой, что балкон появиться сам или только моими строительными усилиями.

- А как ты себе это представляешь? Здесь надо неделю кувалдой долбить, вбивать куски арматуры в стену, а потом к ним все приваривать.

- Но ведь сварка у нас есть, - с укоризной сказала Катя.

- А ты думаешь, я умею варить? Я варила один раз в армии, и то мне было просто интересно попробовать. Так ткнула пару раз электродом, посмотрела на огонек и пошла дальше, - вспомнила я свой действительно один-единственный подобный опыт:

Что-то сваривал рядовой Романов из моего взвода, он вообще был мастером на все руки, одну из них отрезало у него чуть позже циркулярной пилой, и мастером на все руки он быть перестал: и его комиссовали. Отрезало руку ему потому, что больше других он умел и поэтому больше других работал. Бездельникам ничего не отрезало. Ефрейтор Юлдашев только один раз дал по яйцам тупому хохлу Колесникову, было их два брата-акробата, два близнеца, один тупее другого. Тоже было ЧП во всей нашей костромской ракетной дивизии, с отбитыми яйцами того тоже чуть не комиссовали. А тогда я остановилась возле Романова, щурясь на сверкающую голубым электрическую дугу. <Ну-ка, отойди>. Я одела маску, ткнула электродом в абсолютную за маской черноту: и тут же прожгла дырку в стратегически чрезвычайно важной для нашей части какой-то гнилой трубе. <Ой! Я, по-моему, мимо!> - не очень виновато оценила я свою работу. <Ничего, товарищ сержант, заварю дырочку>. <Извини, Романов>, - я пожала плечами, сморкнулась в сторону, повошкалась здесь и там, помытая хозяйственным мылом аж целую неделю назад: и пошла дальше осматривать, вверенный мне государством объект.

- Попробуй еще разок, - Катя томно развалилась на диване, нога на ногу, одной из них покачивала, бедра мягким кругом: глаза, сучка, сделала при этом голубыми и блядскими.

И: я опять ее выебала: и на следующий день размахивала огромной кувалдой.

Предварительно высверлив огромным перфоратором с полуметровым сверлом дырки в стене, я вбивала шестнадцатимиллиметровые по тридцать сантиметров куски арматуры. Вбила их сорок штук и все за один день. На следующий день я решила быстренько всё к ним приварить. Я надела страшную маску с прямоугольным стеклышком посередине, ни хрена не видать, как в них работают сварщики, не представляю. Я поискала и нашла темные солнечные очки, я думала беречь надо только глаза, одела их и начала бодро работать. Катя что-то держала и помогала мне, отворачиваясь от света сварки, потом ей надоело, и она ушла домой.

Нужны были <вторые руки>, и я позвонила своему дружбану Кузе. На <Кузю> - мой друг Сергей Кузнецов страшно обижался, но года за три привык, начал отзываться и гневно возмущаться перестал. Был он фотографом, не оцениваю и не комментирую эту область его деятельности: И был он художником, художником настоящим, талантливым и свободным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное