Я рисую ангелов

— Только не от меня. Пойду позвоню Муну, напомню о сеансе.

Аделия кивнула. Когда помощница вышла из кабинета, психиатр встала с места и потянулась, разминая затекшую спину. Мун был третьим пациентом за день, обычно она выдерживала и большую нагрузку, но сегодня странное чувство тревоги мешало сосредоточиться. Она приехала вчера ночью, заселилась в отель, и из-за дочери не стала проводить привычные ритуалы с шампанским и отдыхом в ночных клубах. Вместо этого пришлось рисовать, читать книги, есть мороженное с мармеладом и смотреть странные мультики, которые сама Аделия терпеть не могла, но делала восторженный вид ради Мадлен. О дочери доктор никому не говорила. О ней знали только близкие родственники и друзья в Варшаве. Ее отец оставил их, и Аделии пришлось справляться самой. Она всегда справлялась сама.

Мадлен не мешала матери строить карьеру, а мать уделяла ей слишком мало внимания. Она пересмотрела свои взгляды вот только что. Когда к ней на прием пришла женщина сорока лет, которая полностью растеряла контакт с детьми. Эмоционально тяжелый случай и целая череда принятых женщиной решений, которые ударили по врачу мощным резонансом, заставили ее обратиться к супервизору за помощью и в свою очередь сделать невозможное: вырваться из сценария, который она себе наметила. Аделия поняла, что через десять лет не простит себе то, что допустила столь распространенную ошибку занятого родителя. Нужно научиться совмещать любимую работу и ребенка. Она справится. Она всегда справлялась.

Доктор выглянула из кабинета и бросила на стол помощницы пластиковые карты: кредитку и ключ от номера.

— Мадлен в отеле на седьмом этаже, номер написан на карточке. На кредитке есть пара тысяч злотых ^[1], этого должно хватить, чтобы прекрасно провести время даже с учетом курса. Мун ответил?

— Уже в фойе, — привычно мягким голосом ответила Энн. — Вы уверены, что доверите мне дочь?

Аделия улыбнулась.

— Если ты путаешь записи в журнале, это еще не значит, что я должна перестать тебе доверять. Ты хороший человек, я чувствую это. Вы поладите.

— Не сомневаюсь, я всегда отлично ладила с детьми, — кивнула мисс Лирна и вернулась к журналу. — Я оставлю это на столе. Или отвезти в участок?

— Грин пришлет стажера за ним завтра. Спасибо, Энн.

Аделия вернулась в кабинет. Тревога вроде бы улеглась, но отголосок ее еще шептал о чем-то, пытаясь пробиться к интуиции. Они с Энн работали несколько месяцев, и девушка ни разу ее не подвела, хотя владела собственным маленьким бизнесом, который требовал внимание подобно ребенку. Лирна говорила, что хочет стать психотерапевтом, и решила посмотреть, как на самом деле строится работа этих специалистов, чтобы окончательно принять решение. Образование Энн получила педагогическое, но работать в школе долго не смогла. На собеседовании она рассказала Ковальской трогательную историю о том, что ей мало контакта с учениками и не нравится говорить то, чего требует бюрократия. Энн преподавала историю и была вынуждена уволиться в тот момент, когда наотрез отказалась признавать США победителями во Второй мировой войне. Сама Ковальская историю двадцатого века не любила и дискуссии на тему политики не терпела, но уважала людей с принципами.

Энн зацепила ее тем, как подавала себя, простой и понятной позицией относительно будущей работы и самим фактом того, что у нее есть кофейня. Аделии нужен был человек приходящий, на тот момент она бывала в Треверберге всего пару раз в месяц, и не могла платить полную ставку. В общем, они сошлись целиком и полностью. И Ковальская начала доверять ей настолько, что теперь попросила остаться с дочерью. Обычно доктор не смешивала личное и рабочее, но в этом городе все шло наперекосяк.

Телефон на столе ожил. Аделия вздрогнула от неожиданности и нажала на кнопку громкой связи.

— Доктор Ковальская, к вам Самуэль Мун.

— Пусть заходит.

Аделия набрала воздуха в грудь, задержала дыхание на три секунды и выдохнула. Последний рывок, и можно будет перед встречей зайти в душ, сбросить с себя усталость. Она должна была увидеться с доктором Марком Карлином, знаменитым специалистом по профилированию серийных убийц, который пережил катастрофу, потеряв ребенка, но нашел в себе силы заниматься расследованием дальше. Марк позвонил ей вчера и сказал, что нуждается в помощи психиатра, но не может обратиться к ней официально — следствие не имеет достаточно данных для запроса через управление. Ковальская, которая прочла все его статьи, диссертацию и следила за его профессиональной деятельностью, с удовольствием согласилась. Перед встречей она волновалась, как перед свиданием, и поэтому решение спровадить дочь с Энн показалось ей максимально логичным и простым. Почему бы, собственно, и нет?