Я рисую ангелов

Няни приходили и уходили, проводя здесь не более получаса. Как правило, они приносили ключи, деньги от клиентов, получали заработанное и нужные документы и выписки. Рафаэль сидел неподвижно минут пятнадцать.

Он выбирал куклу и тщательно изучал распорядок дня всех, кто имел к ней отношение. За несколько лет он открыл несколько фирм, которые заняли примерно треть рынка обслуживания Треверберга. Няни, уборщицы, разнорабочие. Его люди занимались сантехникой, электрикой, делали простой ремонт (у него даже был подписан контракт с ведущими застройщиками города). Он работал с теми, кто жил в частном секторе или хотя бы в таунхаузах, не терпел жителей многоквартирных домов. Куклы, которых содержали в домах и рядом с природой, лучше подходили его замыслу. Выбрав куклу, Рафаэль определял, каким образом может к ней подобраться. Если способа не находилось, он напивался и заставлял себя посмотреть на другую куклу. А тогда, когда устроился работать в Центральный Дом Художника, понял, что пришло время для картин. Потому что здесь он увидел лучшие куклы. Он наконец обнаружил в них то, что не мог в других районах — аристократичность, чистоту, загадку, обещание. В последнее время ему везло. Все куклы, на которые он обращал внимание, находились в доступе. У него была возможность сделать копию ключей домов, где они жили. И он мог спокойно и достаточно подробно изучить распорядок их домашних. Он знал, как работает система видеонаблюдения, если она была, знал, как и где ее отключить и как попасть в дом или поселок, чтобы не остаться на камерах.

Рафаэль встал из-за компьютера. Он успел проверить отчеты, написать карандашом на листке бумаги замечания, отметить время ухода (добавив к нему пять минут) и дойти до сейфа, который стоял в этом же кабинете. Достав из нагрудного кармана маленький ключик, он вставил его в скважину, набрал сложную комбинацию, открыл дверцу и наклонился, изучая маленькие надписи к каждому из десятков развешанных здесь ключей. Ему нужен был ключ от дома Ангела, которого он увидел на ступеньках Центрального Дома Художника. Увидев знакомую фамилию, он улыбнулся, протянул руку, затянутую в латексную перчатку, и взял ключ, подписанный фамилией «Мун».

Глава десятая. Аделия Ковальская

29 июня, 13.48

Бизнес центр «Треверберг», деловой квартал

— Это что такое, Энн?

Аделия строго смотрела на помощницу, которая уже десять минут стояла посреди кабинета, опустив голову и выслушивая замечания.

— Я в кои-то веки открываю журнал и вижу, что все расписание перепутано.

— Прошу прощения, я все поправлю.

— Хорошо хотя бы, что Мун с Магдером не подрались и каждый приехал в свое время. Но не понимаю, как так вышло, что у нас в записях Мун был утром, хотя я жду его только через тридцать минут, а Магдер будет сейчас, хотя на самом деле был утром. Ты только этих двоих путаешь? Или формируешь алиби для Муна, чтобы он сказал своей невесте, что был у нас, а сам мог развлекаться с любовницами?

Энн Лирна отложила журнал и улыбнулась.

— Это моя ошибка. Больше не повторится.

— Не допускай ее пожалуйста. Мне не нужен помощник, который все запутывает.

— Но ведь пациенты приходят строго к своему времени?

— Да. Не представляю, как тебе это удается, когда в записях такой кавардак. И как я теперь покажу журнал полиции? Грин меня сожрет живьем.

Аделия взяла журнал и просмотрела аккуратные строчки, пролистывая страницу за страницей. Она не могла увидеть, как изменилось лицо Энн в момент, когда Ковальская упомянула Акселя Грина. Молодая женщина побледнела и даже помрачнела.

— Детектив запросил наш журнал?

— Я подписала соглашение о неразглашении и не могу с тобой это обсуждать. Исправь расписание, приведи его в соответствие с действительностью и верни мне журнал. А потом, — Аделия подняла на нее глаза, — у меня есть просьба. Личного характера.

Энн улыбнулась. Она забрала журнал и замерла, глядя на начальницу.

— У меня важная встреча после Муна. Она может затянуться на несколько часов. Не могла бы ты посидеть в это время с Меган?

— Меган?

— Моя дочь. Я дам тебе кредитку. Сходите куда-нибудь, покажи ей Треверберг. Сможешь?

В зеленых глазах Энн проступило странное выражение, которое Аделия никак не смогла расшифровать. На долю секунды показалось, что вместо молодой прекрасной женщины в этой комнате оказалось потустороннее существо. И добром от него явно не веяло. И без того бледная кожа приобрела восковой оттенок, даже губы потемнели. Аделия удивленно подняла бровь. Взгляд Энн сфокусировался на ее лице и изменился.

— Да, с удовольствием. У меня свободный вечер.

— Я заплачу.

— Не нужно, мне это в удовольствие, — севшим голосом проговорила Энн. — А сколько лет девочке?

— Почти пять. — Аделия расплылась в улыбке. — Я ни разу не привозила ее сюда, но сейчас у нее такой период, когда лучше не разрывать контакта с матерью. И я решила сделать исключение.

— Я не знала, что у вас есть дочь.

— Об этом никто не знает. Надеюсь, и не узнает?

Энн покачала головой.