Я рисую ангелов

— Я бы Хоула не привлекал, — с сомнением отреагировал детектив на предложение Карлина. — Он не дал никакой информации по Мерту, хотя мог серьезно упростить нам жизнь. У меня нет к нему доверия.

Карлин скупо улыбнулся, прошел в комнату, аккуратно заперев за собой дверь. Оставил у стены небольшую дорожную сумку из плотной серой кожи и сел напротив Говарда. Логан смотрел на него во все глаза. Усталость будто испарилась, уступив место живому возбуждению.

— Есть еще. Помните, мы никак не могли понять, кому и что демонстрирует Рафаэль. Теперь я полностью уверен, что картина Рафаэля — это доказательство самому себе, что его талант намного шире и глубже, чем считал его учитель, Штерн. Что его талант настолько абсолютен, что ему подчиняются жизнь и смерть. Рафаэль много лет — от десяти до пятнадцати, как мне кажется — готовился к тому дню, когда он сможет завершить картину. Он искал такой способ убийства, чтобы получилось в точности воссоздать то полотно, которое поразило его больное воображение. Штерн вдохновил его. На творчество. А на убийства подтолкнул кто-то другой. Тот, кто уже убивал. Тот, кто имел на него непосредственное влияние. Если откинуть все материалы дела девяностых и предположить, что Душителем могла оказаться женщина, то это может быть его сестра. Эдола Мирдол. Говард, найдите все, что сможете, по этой женщине. Я уверен, разгадка близко.

Логан кивнул и сделал пометки в маленькой кожаной книжице. Он молчал, обрабатывая то, что услышал от наставника. А Аксель вдруг улыбнулся. Улыбнулся легко, почти жизнерадостно.

— Парадокс в том, что у нас опять нет никаких доказательств. Но я уверен, что мы распутали клубок. Оказалось, все это сложить, найти обоих и воздать им по заслугам.

— Всего-то, — вернул ему улыбку Карлин.

Грин хотел сказать что-то еще, но не успел. Его сотовый зазвонил. Аксель взял в руки аппарат так, как брал бы ядовитую змею. Гладкая поверхность телефона обычно приятно ложилась в руку, но теперь обжигала. На экране высветился номер клиники Хоула. Детектив сжал зубы, принял звонок и поднес аппарат к уху.

— Детектив Грин, слушаю.

Его голос прозвучал глухо. Почти надтреснуто. Карлин и Логан дружно посмотрели на Акселя, но тот отвернулся, крутанувшись в кресле. Он чувствовал, как нарастает в груди волнение. И уже понимал, о чем пойдет речь.

— Это Себастьян Хоул, — ожила трубка. — Вам нужно срочно приехать.

— Я на работе, доктор.

— Мне очень жаль, но Сара скончалась. Приезжайте скорее.

— Буду через сорок минут.

Аксель отключил аппарат, посмотрел на коллег и встал с места.

— Продолжим вечером или завтра, — проговорил он. — Мне нужно идти.

* * *

До клиники он добрался в то чудесное время суток, которое так любят фотографы. Солнце клонится к закату, свет становится совершенно рассеянным, спокойным. Настроение поднимается будто само собой. Ты спокоен, дыхание медленное и глубокое. Тебе хорошо. Все проблемы, сложности и сомнения отошли на второй план. Только ты, спокойный солнечный свет и цель в перекрестье прицела.

Грин тряхнул головой. Светлые волосы, не собранные в хвост, разметались. Он пригладил пряди рукой, потянулся было за резинкой, но замер, не замечая, как проваливается в воспоминания. Смерть и война — это две сестры. Сиамские близнецы, которых нельзя разделить даже в лучших клиниках мира. Всегда, когда рядом была смерть, Аксель Грин думал о войне. И о несметном количестве секретных операций, в которых он принимал участие. А позже руководил. Память о тех годах больше походила на решето. Вернувшись, он не думал о пережитом и не испытывал сильного расстройства. Но сейчас он должен был войти в клинику, в которую отдал женщину ради ее блага, и подписать бумаги, которые позволяли Хоулу ее захоронить.

Грин повесил шлем на рукоятку мотоцикла. Посмотрел на клинику снова. Освещение менялось. Солнце скоро зайдет, и тогда весь день покажется единой суматошной сценой, над которой работал плохой постановщик. Но до этого нужно поставить точку в одной длинной, грустной, почти трагической истории.

Охранник пропустил Грина, только взглянув на него. У детектива был настолько суровый и серьезный вид, что люди расступались. Он шел по коридорам, внимательно слушая шушуканье сестер, но выглядел так, будто был полностью погружен в себя.

— Газету сегодняшнюю увидела и повесилась… А это сын.

— Говорят, полицейский?

— Не повезло нам, устроят проверку.

— Да мало ли сколько психов пытается покончить с собой, кому до этого есть дело…

Аксель вскинул глаза. Санитарочка, которая сказала эту фразу, перехватила его взгляд и побелела, осознав, что детектив ее услышал. Но Грин не остановился. О чем говорить с двадцатилетней девицей, которая не обучена держать язык за зубами, когда поблизости находятся посторонние? Маргарет бы себе такого не позволила. И даже Энн, бариста, в свободное от работы время работавшая с психиатром, никогда бы не ляпнула такое в присутствии сына погибшей женщины. Синие глаза потемнели. Но не от гнева, нет. В них проснулось что-то еще. Он дошел до места назначения и без стука вошел в приемную. Секретарша вскочила.