Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

Мне же ликования в тот вечер не досталось. О событиях дня мне еще никто не сообщил. А теперь я расскажу вам о том, что случилось со мной; хотя вы, вероятно, решите, что это лишнее доказательство суеверия, свойственного рабам. Я сидела на обычном месте, на полу возле окна, откуда могла слышать многое из того, о чем говорили на улице, оставаясь невидимой для всех. Семейство благодетельницы уже отошло ко сну, и вокруг было тихо. Я сидела и думала о детях, когда услышала негромкую мелодию. Под окном прошла группа музыкантов, наигрывавших песню «Дом, милый дом». Я слушала эти затихавшие звуки, пока они не перестали напоминать музыку; в какой-то момент они стали походить на тихие детские стоны. Мне показалось, сердце вот-вот разорвется. Я встала со своего места и опустилась на колени. Луч луны падал из окна на пол передо мной, и посреди этого столба света вдруг явились силуэты обоих детей. Они вскоре исчезли, но я видела их отчетливо. Кто-то назовет это грезой, кто-то – видением. Мне неведомо, что это было, но оно произвело сильное впечатление на мой ум, и я ощутила полную уверенность, что с малютками что-то произошло.

Бетти не заходила с самого утра. И вот я услышала, как она медленно поворачивает ключ в замке. Стоило ей переступить порог, как я вцепилась в нее и стала молить, чтобы она сказала, не умерли ли дети, не проданы ли, ибо я видела их ду́хи в комнате и уверена, что с ними что-то случилось.

– Боже милостивый, детка, – ахнула она, обвивая меня руками, – да у тебя истерика! Сегодня буду спать с тобой, кабы ты не шумела и не навредила хозяйке. Эк тебя разобрало-то! Вот как реветь перестанешь, я с тобой и поговорю. У деток ладно все, ишь, счастье-то какое! Вот те крест, собственными глазами видела. Ну, довольна? Уймись, детка, уймись уже! Не ровен час, кто услышит.

Я послушалась. Бетти улеглась в постель и вскоре крепко уснула, но мои веки сон смежить не спешил.

На рассвете Бетти встала и спустилась в кухню. Часы тянулись медленно, и ночное видение то и дело возвращалось в мысли. Через некоторое время я услышала голоса двух женщин у входа в дом. Один из них принадлежал горничной. Другая сказала:

– А ты слыхала, что деток Линды Брент продали вчера перекупщику? Говорят, старый масса Флинт был страшно рад, что их увезли из города, но, по слухам, они вернулись. Подозреваю, все это устроил их папаша. Говорят, он и Уильяма купил. Господи ты Боже мой! Вот старый масса Флинт взбесится! Сбегаю-ка к тетушке Марти да все разузнаю.

Я до крови закусила губы, чтобы не разрыдаться в голос. Мои дети уже с бабушкой – или перекупщик увез их с собою? Неопределенность была нестерпима. Неужели Бетти так и не придет рассказать мне правду? Наконец она явилась, и я передала ей то, что подслушала у окна. Ее лицо расплылось в широкой солнечной улыбке.

– Господи, экая ты глупышка! – сказала она. – Я сейчас все тебе про это обскажу. Девки-то наши завтракают, а миссус велела помалкивать, мол, сама скажет, но, по мне, негоже заставлять тебя ждать, бедняжку такую, вот и пришла, чтобы рассказать. И братца твово, и деток купил ихний папаша! Уж я-то до слез хохотала, думая про старого массу Флинта. Ох, как он ругаться-то будет! Попался, как деревенский простак! Ну, пора мне, пойду, а то как бы мне девкам нашим не попасться.

Бетти, посмеиваясь, ушла, а я сказала себе: «Неужели это правда, что дети свободны? Значит, я недаром пострадала ради них. Слава Богу!»

Сколько было удивления, когда стало известно, что дети вернулись к бабушке! Новость об этом разлетелась по городку, и много добрых слов было сказано о моих малютках.

Доктор Флинт пришел к бабушке, чтобы точно узнать, кто стал владельцем моих детей, и она не стала скрывать.

– Этого я и ожидал, – сказал он. – Что ж, рад слышать. Недавно я получил весточку от Линды, и вскоре она будет у меня. Вот ее увидеть свободной можешь даже не рассчитывать. Она будет моей рабыней, сколько я живу, а когда умру, станет рабыней моих детей. Если когда-нибудь узнаю, что ты или Филипп как-то связаны с ее побегом, я его убью. А если встречу на улице Уильяма и он осмелится на меня посмотреть, изобью его до полусмерти. Пусть эти отродья не попадаются мне на глаза!

Когда он повернулся, чтобы уйти, бабушка напомнила ему о его собственных прегрешениях. Он глянул на нее так, словно рад был бы ударом сбить ее с ног.

Вот и настало мое время радости и благодарения. Впервые со времен детства я ощущала истинное счастье. Я слышала об угрозах старого доктора, но они больше не имели прежней власти. Самая темная туча, нависавшая над моей жизнью, откатилась прочь. Что бы рабство ни сотворило со мной, оно уже не могло заковать в цепи детей. Если бы даже я пала жертвой, мои малютки были спасены. И слава богу, что мое простое сердце верило во все, что было обещано сделать для их благополучия. Всегда лучше верить, чем сомневаться.

XX Новые смертельные опасности