Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

С чувствами невыразимой радости и благодарности я узнала от дяди Филиппа, что кризис миновал и бабушка будет жить.

С чувствами невыразимой радости и благодарности я узнала от дяди Филиппа, что кризис миновал и бабушка будет жить. Теперь я могла сказать от чистого сердца: «Бог милосерден. Он избавил меня от мук понимания, что я была причиной ее смерти».

XXIV Кандидат в конгресс

Лето почти окончилось, когда доктор Флинт в третий раз поехал в Нью-Йорк искать меня. Два кандидата от нашего штата избирались в Конгресс, и он вернулся как раз ко времени голосования. Отец моих детей был кандидатом от вигов[36]. Доктор до тех пор был ярым вигом, но теперь приложил всю энергию, чтобы нанести поражение мистеру Сэндсу. Он приглашал большие компании мужчин застольничать в тени деревьев у своего дома; ром и бренди лились рекой. Если какой-нибудь бедняк топил свой разум в чаше и, в откровенности веселящегося сердца, объявлял, что не собирается голосовать за кандидата от демократов, его без церемоний выпроваживали со двора.

Но зря доктор тратил свое спиртное. Мистер Сэндс был избран – событие, которое навело меня на тревожные мысли. Он до сих пор не освободил моих детей, и в случае его смерти они оказались бы в распоряжении его наследников. Два тоненьких голоска, которые часто достигали моих ушей, казалось, молили не позволить их отцу уехать, не предприняв попытки добиться от него свободы. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз говорила с ним. Я даже не видела его с того вечера, когда, неузнанная, разминулась с ним на улице в своем матросском обличье. Я полагала, что он зайдет перед отъездом, чтобы дать бабушке указания касательно детей, и определилась, как буду действовать.

Накануне его отъезда в Вашингтон, ближе к вечеру, я совершила нужные приготовления, чтобы спуститься из укрытия в кладовую. Я стала такой негибкой и неловкой, что лишь с великими трудностями перебиралась с места на место, то и дело останавливаясь передохнуть. Когда добралась до кладовой, ноги подкосились, и я, обессиленная, упала на пол. Казалось, я больше никогда не смогу пользоваться конечностями. Но цель, которую я себе поставила, собрала воедино оставшиеся силы. Я на четвереньках поползла к окну и, прячась за бочкой, стала ждать его прихода. Часы пробили девять, а мне было известно, что пароход отплывает между десятью и одиннадцатью. Надежды таяли. Но вскоре я услышала его голос, говоривший кому-то:

– Подожди меня минутку. Я хочу повидаться с тетушкой Мартой.

Когда он вышел из дома и проходил мимо окна, я проговорила:

– Остановитесь на миг и дайте мне сказать о моих детях.

Он вздрогнул, замешкался, но потом прошел мимо и вышел за ворота. Я прикрыла ставень, приоткрытый заранее, и рухнула на пол рядом с бочкой. Я много страдала в жизни, но редко случалось мне получать более сильный удар, чем сейчас. Значит, дети так мало для него значат? Неужели у него совсем нет сочувствия к их несчастной матери, раз он не желает даже мгновение послушать ее, когда она за них просит? Болезненные воспоминания настолько захватили меня, что я забыла, что не заперла ставень на крюк, и не вспоминала об этом до тех пор, пока не услышала, как кто-то его открывает. Я подняла голову. Он вернулся.

– Кто звал меня? – спросил он приглушенным тоном.

– Это я, – ответила я.

– О, Линда, – отозвался он, – я узнал твой голос, но боялся ответить, чтобы друг меня не услышал. Зачем ты пришла? Как могла ты так рисковать собой, придя в этот дом? Они с ума сошли, если допустили это! Того и гляди, вы себя погубите.

Я не хотела делать его соучастником, сообщая о своем убежище, поэтому просто сказала:

– Я думала, вы зайдете, чтобы попрощаться с бабушкой, и поэтому пришла, чтобы сказать вам пару слов об освобождении детей. Мало ли что может случиться за те шесть месяцев, что вы будете не здесь, а в Вашингтоне, и мне кажется неправильным, если вы подвергнете их риску таких перемен. Для себя я не хочу ничего; все, о чем я прошу, – чтобы вы освободили моих детей или оставили кому-либо из друзей поручение это сделать, прежде чем уедете.

Он пообещал это сделать и выразил полную готовность принять любые меры, благодаря которым меня можно будет выкупить.

Послышались шаги, и пришлось торопливо захлопнуть ставень. Я хотела заползти обратно в логово, не давая родственникам знать о том, что сделала, ибо знала – они сочтут это совершенно неподобающим поступком. Но мистер Сэндс снова вошел в дом, сказал бабушке, что разговаривал со мной через окошко кладовой, и попросил ее не позволять мне оставаться в доме на ночь. Он сказал, что для меня верхом безумия было прийти туда; что все мы, несомненно, себя погубим. К счастью, он слишком спешил, чтобы дожидаться ответа, иначе добрая старушка непременно рассказала бы ему обо всем.