Читаем Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком полностью

Обнаружив, что аргументы не сумели убедить дядю, доктор «раскрыл карты», сказав, что написал мэру Бостона, дабы удостовериться, что по адресу, указанному мною в письме, действительно проживает персона, сходная по описанию. Он опустил адрес во время чтения письма, которое составил, чтобы прочесть бабушке. Если бы я пометила письмо ему как написанное в Нью-Йорке, старик, вероятно, снова съездил бы туда. Но даже в наших невежественных краях, где знания так старательно оберегают от рабов, я достаточно слышала о Массачусетсе, чтобы прийти к заключению – рабовладельцы не считали его удобным местом для поисков беглых. Это было до принятия закона о беглых рабах, до того как Массачусетс согласился стать «охотником на негров» в угоду Югу.

Бабушка, которая сделалась боязлива из-за того, что постоянно видела родственников в опасности, пришла ко мне с совершенно расстроенным лицом и спросила:

– Что ты будешь делать, если мэр Бостона пошлет доктору письмо, что тебя там нет и никогда не было? Тогда он заподозрит, что это письмо – уловка, и начнет разбирательство, тогда все мы попадем в беду. О, Линда, как бы я хотела, чтобы ты не посылала этих писем!

– Не тревожься, бабушка, – ответила я. – Мэр Бостона не станет брать на себя труд выслеживать черномазых для доктора Флинта. Эти письма в итоге принесут добро. Я так или иначе выберусь из этой темной норы.

– Надеюсь, что так, дитя, – ответила добрая, терпеливая старая подруга. – Ты долго здесь пробыла; почти пять лет; но куда бы ты ни отправилась, это надорвет сердце твоей старой бабушки. Мне придется каждый день ждать, что тебя привезут обратно в цепях и бросят в тюрьму. Помоги тебе Бог, бедное дитя! Будем благодарны за то, что рано или поздно мы отправимся туда, где «беззаконные перестают наводить страх, и отдыхают истощившиеся в силах».

И мое сердце отозвалось: аминь.

Тот факт, что доктор Флинт написал мэру Бостона, убедил меня, что он счел письмо настоящим и, конечно же, у него не возникло подозрений о моем пребывании где-либо поблизости. Главной целью было поддержать заблуждение, ибо оно позволяло мне и друзьям меньше тревожиться и оказалось бы очень кстати, когда представится шанс совершить побег. Поэтому я решилась продолжать время от времени писать «письма с Севера».

Тот факт, что доктор Флинт написал мэру Бостона, убедил меня, что он счел письмо настоящим и, конечно же, у него не возникло подозрений о моем пребывании где-либо поблизости.

Прошли две или три недели, и поскольку от мэра не было вестей, бабушка начала прислушиваться к моим уговорам: я просила позволить мне иногда покидать келью и упражнять конечности, чтобы не сделаться совсем калекой. Мне позволили сползать вниз, в маленькую кладовую, ранним утром и некоторое время проводить там. Все это помещение было заполнено бочонками, кроме небольшого открытого пространства под люком. Находилось оно недалеко от двери, верхняя часть которой была застеклена и намеренно не закрывалась занавеской, чтобы любопытные могли заглядывать. Это помещение было непроветриваемым, но все равно воздух был намного лучше, чем атмосфера кельи, в которую я страшилась возвращаться. Я спускалась, как только рассветало, и оставалась до восьми часов, после чего вокруг начинали ходить люди и возникала опасность, что кто-то из них может подойти к веранде. Я пробовала различные примочки, чтобы вернуть тепло и чувство осязания конечностям, но ничто не помогало. Они настолько онемели и закостенели, что больно было двигаться, и, если бы враги явились за мной в одно из первых утр, когда я пыталась немного размять их в крохотном незанятом пространстве кладовой, я бы никак не сумела ускользнуть.

XXVI

Важное время в жизни моего брата

Я скучала по милым знакам внимания и обществу брата Уильяма, который уехал в Вашингтон вместе с хозяином, мистером Сэндсом. Мы получили несколько писем, составленных без какого-либо упоминания обо мне, но с такими выражениями, которые показывали, что он меня не забыл. Я изменила почерк и отвечала ему в той же манере. Это был долгий период, и, когда он завершился, Уильям сообщил, что мистер Сэндс собирается на Север и его некоторое время не будет дома, а он, Уильям, должен его сопровождать. Я знала, что хозяин обещал дать ему свободу, но, когда именно, не указывал. Станет ли Уильям полагаться на удачу раба? Я помнила, как мы в юности разговаривали об обретении свободы, и тогда еще думала, что очень сомнительно, чтобы он вернулся.

Затем бабушка получила письмо от мистера Сэндса, в котором говорилось, что Уильям показал себя самым преданным слугой, и он бы даже сказал – ценным другом; что ни одна мать не воспитала бы лучшего сына. Он писал, что объехал все северные штаты и Канаду, и, хотя аболиционисты пытались завлечь Уильяма, им так и не удалось преуспеть. В конце письма добавил, что вскоре они будут дома.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное