Я росла во Флоренции

Не думаю, что хотя бы раз видела, как она смеется. Она вышла за дедушку Нини, потому что он был адвокатом, защищавшим ее интересы в братоубийственной войне за наследство. Когда после смерти бабушки Марии мы освобождали дом, последней жилицей которого она оставалась, то нашли документ, подтверждающий факт дуэли между моим дедушкой и бабушкиным братом, тем, который требовал себе наследство. Сообщалось, что никто не был ранен, но оскорбленная честь была отомщена. Чтобы завоевать бабушку, бедному Нини, который даже в шляпе был значительно ее ниже — его макушка приходилась на уровне ее прекрасных глаз, — пришлось обнажить оружие.

Несколько лет спустя, вскоре после высадки американцев, дедушку Нини назначили префектом Мессины. Пожелтевший листок с приказом о назначении висел у него в кабинете. На нем стояла подпись по-английски: "Подполковник С. Б. Стори, Управление государственного суда, Мессина". Чуть ниже слева также по-английски приписано от руки: "Одобрено. Подполковник Чарлз Полетти, Региональное управление по гражданским делам".

Чарлз Полетти, американец итальянского происхождения, был одной из ключевых фигур операции "Хаски", как называли между собой высадку в Сицилии. Именно он из Соединенных Штатов обращался к итальянцам по "Подпольному радио", призывая их избавиться от Муссолини и Гитлера. Из Америки Лаки Лучано[42] прислал также имена восьмисот пятидесяти надежных людей, которые могли бы "психологически" подготовить сицилийцев к высадке союзников. После высадки на Сицилии чиновников назначали поспешно, по чьей-либо указке. Много говорят о роли мафии в перераспределении власти после падения фашизма.

Но многие из назначенных префектов прежде не могли претендовать на государственные должности за отказ примкнуть к фашизму. Среди них был и мой дед.

Меня назвали в честь тети Элены, которую отец очень любил. Тетя Элена, как и я, не вышла замуж. Судя по фотографиям, это была женщина внушительного телосложения. Она не имела своих детей, но была по-матерински заботлива, куда больше, чем бабушка Мария. Но Мария была более красивой, властной и решительной. На тумбочке у нее стояли две фотографии: моя и ее собственная, на которой она склонилась, чтобы приложиться к перстню Иоанна Павла II. На голове у нее вуаль, рядом стоит дед Нини. Я всегда думала, что своей прямой осанкой он словно говорит нам: не то чтобы я не хотел кланяться, просто склоняюсь лишь перед тем, кто этого заслуживает.

Не знаю, почему Элена не вышла замуж и не родила детей. Возможно, это был ее сознательный выбор. Умерла она в пятьдесят с небольшим от рака желудка. Если в моем имени сокрыта судьба… Но, как учат греческие трагедии, пути Рока непредсказуемы, и судьба свершается на твоих глазах, в то время как ты занят тем, что укрепляешь тылы. Бесполезно пытаться себя защитить.

И в любом случае мне жутко от одной мысли о гастроскопии. Если это выпадет и на мою долю, я сделаю вид, будто не заметила, что могла что-то сделать.

22. "Шестисотка"

На полученные в наследство от тети Элены деньги отец купил себе зеленый "Фиат-600" с откидным верхом. На нем он в 1958 году поехал в Гейдельберг, где получил годовую стипендию на стажировку. К этому периоду восходит второй фетиш моего детства — изящный томик стихов Гарсиа Лорки с тончайшими, почти прозрачными страницами.

В Гейдельберге отец делил квартиру с тремя испанцами (двое мужчин и одна женщина), француженкой, мексиканцем и выходцем с голландских Антильских островов. Всего четырьмя годами раньше, в 1954-м, отец еще жил в Палермо, а теперь очутился в Гейдельберге. Неплохой скачок. Если бы речь не шла о моем отце, я бы вообразила парня лет двадцати с небольшим, похожего на Джан-Марию Волонте, в кабриолете (единственном на всю компанию, и это добавляло ему привлекательности), окруженного вниманием женщин всех национальностей с иными представлениями о дозволенном, нежели у него на родине. Если бы речь шла не о моем отце, я бы подумала, что тот период был своего рода "праздником, который всегда с тобой", когда в его жизнь триумфально вошел секс, как случается сегодня с юношами и девушками, на которых снизошла благодать "Эразмуса"[43].

Но это мой отец, мне и так довольно трудно представить себе, что он жил на свете, когда меня еще не было. Однажды он рассказал, что в пору учебы в Университете Палермо дружил с Эльвирой Селлерио[44], которая тогда еще носила фамилию Джорджанни. Этой женщиной я всегда восхищалась, но после того как отец обронил: "Знала бы ты, как она была хороша", она поднялась в моих глазах еще выше и вошла в узкий круг моих потенциальных матерей.

Я думаю о том, чем мы могли бы стать, что не сбылось, о дорогах, с которых мы свернули на перепутье. Чтобы не утонуть в этих мыслях, я вспоминаю об Элене, о ней, высокой дородной сицилийке. Она — свидетельство моей подлинности. Хотя я всеми силами души надеюсь не умереть от рака желудка в пятьдесят лет, мысль о том, что в ней мое начало, меня успокаивает.