Я — русский еврей

— Вот эту виллу зовут «Лея». Видите надпись на камне? Чем фантазировать, я лучше расскажу вам ее историю. Жил в Иерусалиме в начале двадцатого века знатный и очень богатый купец египтянин. Он полюбил еврейскую девушку. Ее звали Лея. Лея была прекрасна. Он построил для нее невдалеке от стен Старого города эту виллу. Перед входом вокруг красивого каменного фонтана цвели розы. Вы их видите и сейчас. Только с той поры розарий расширился, а фонтан умолк. Вряд ли страстная любовь египтянина была взаимной. Но здесь он и Лея прожили вместе несколько лет. Лею окружали богатство и поклонники. Однажды вечером на вилле среди гостей оказался незнакомый англичанин, морской офицер. Вы, конечно, помните, что после Первой мировой войны Палестина была английским протекторатом. Англичанин был молод и хорош собой. Прошло сколько-то времени, и Лея оставила свою роскошную виллу и уехала с офицером в Англию. Видимо, на этот раз она полюбила. Судьба ее неизвестна, след затерялся. А египтянин не смог перенести разлуки и вскоре от горя умер. Из Египта никто за наследством не явился. Вилла стояла пустой и заброшенной. Словно проклятие лежало на ней. Новая жизнь пришла сюда недавно. Виллу приобрел израильский фонд «Керен Каемет». В ней поселились Иосиф Бург, депутат первого кнессета, и всем известный генерал Моше Даян. И сейчас, кроме фонтана, ничто не напоминает о любви несчастного египтянина.

— Жаль, что нельзя сорвать пару роз, — сказал я.

— Это зачем же? — спросила Ира.

— Помните у Пушкина? «Фонтан любви, фонтан живой, принес я в дар тебе две розы…»

Свердловы с удивлением переглянулись.

— Бахчисарайский фонтан у Пушкина и в самом деле живой. Из него по капле сочится вода, — сказала Ира. — А этот давно высох. Кроме того, рвать цветы в Израиле считается большим грехом. В этой пустыне деревья и цветы взрастили тяжелым трудом.

Потом Свердловы подвезли меня к Золотым воротам Старого города. Им нужно было на время отлучиться.

— Где встретимся? — спросил я.

Юра посмотрел на часы и сказал:

— Через полчаса в Гефсиманском саду. Идет?

Вася из Каравана

Вася был русским, хотя родился и вырос в Белоруссии, в Гомеле. И работал там милиционером. В девяностом году он вместе с женой Светланой, тещей Броней и годовалой дочкой приехал в Израиль и поселился в Ашдоде. Ехать в Израиль Васе поначалу не хотелось, но жена и теща настояли. «Сионисты, — ворчал на них Вася, — агрессоры». Их поселили в маленьком барачного типа домике из гипса, который и Израиле называют караваном. Караванный поселок стоял на холме в оливковой роще недалеко от моря. В караване были все удобства: душ, газовая плита, мазган[58] — девять месяцев в году в Ашдоде было очень жарко.

Вася был добр и руки имел золотые. Знал и слесарное, и плотницкое дело. А работать устроился водителем электрокара на кирпичный завод. Хозяин завода, черный марокканский еврей Давид, очень ценил его. Вася был безотказен. Подвозил из махсана[59] и из подсобки оборудование, грузил кирпич, слесарил и, если нужно, чинил электропроводку. Если Давид просил отвезти его на цементный завод или подсобить еще по какому делу, Вася никогда не отказывал. На заводе его любили и звали «Васей из каравана». Своей жизнью Вася был доволен. Дома он говорил:

— Бывало, у нас в отделении милиции Израиль ругали. Вроде как агрессор он, оплот империализма. А я здесь, между прочим, за час две поллитровки зарабатываю.

Платили Васе восемь шекелей в час, а простая водка в то время стоила меньше четырех.

Ранним вечером, когда солнце садилось за оливковую рощу, Вася выносил из каравана баян, садился на скамейку и, перебирая лады, пел приятным баритоном:

Степь да степь кругом. Путь далек лежит.
В той степи глухой замерзал ямщик.

Солнце еще палило вовсю, и поселок был пуст. Васю слушали оцепеневшие от зноя пыльные серебристые оливы. С холма песня летела вниз вдоль пальмовой аллеи, которая шла к морю. Позже, когда жара спадала и на темнеющем розовом небе выступали звезды, на скамейку подсаживались соседи. Вася пел тогда частушки, подслушанные в поселке:

Как из вашего окна
Иордания видна,
А из нашего окошка
Только Сирия немножко.

Все бы хорошо, да был у Васи недостаток. Пил. И если уж запивал, то по-черному. Тут его и узнать было нельзя. Не то чтобы он крепко бил Свету и тещу, а выгонял их из дому и орал на весь поселок:

— Бизона, бизона! Я вас всех, ляди, на чистую воду выведу всех под статью подведу!

В эти хмельные часы он был убежден, что теща содержит публичный дом, а жена в нем работает. Когда он расходился совсем, из своего каравана выбегала соседка Фаина и давала отпор:

— Сам ты бен зона[60], мент вонючий, мусор! Будешь орать тут — замочу!